Весенний марафон

Буйловича она, конечно, знала. Он был самым раскрученным и самым высокооплачиваемым художником в городе, его картины покупали коллекционеры со всего мира, а за его книжной графикой гонялись зарубежные издательства. Он был Никас Сафронов местного масштаба. Ивашов тоже собирал картины современных художников, причем принципиально – уральских, и платил им, как говорят, щедро. Но в доме Катерина картин пока не видела. Может быть, у него есть пристройка с картинной галереей, что-то вроде Малого Эрмитажа – она бы не удивилась.

– Вышло замечательно! – похвалила Катерина, подумав, что окажись она на месте Ивашова, ее убогая фантазия иссякла бы на пятой комнате: гостиная, детская, спальня, кабинет… Нет, даже на четвертой. Какие уж там зима-весна-лето. – А какие еще комнаты есть?

– Хочешь, покажу? – предложил Ивашов, пристраивая опустевший бокал на журнальный столик. – Приглашаю тебя на экскурсию.

И целый час они сновали по коридорам, переходам и лесенкам, открывая все новые двери. Богатый словарный запас Катерины уже был на исходе, потому что «потрясающе», «удивительно», «чудесно», «великолепно» и прочие синонимы она уже употребила и начала повторяться, а комнаты все не кончались. Бог знает какая по счету дверь (Катерина сбилась) вдруг оказалась самой обыкновенной, покрашенной белой масляной краской и с пупырчатым непрозрачным стеклом посередине – точь-в-точь как у нее дома. Она вопросительно посмотрела на Ивашова. Он улыбнулся и пожал плечами. «Ну, если ты так хочешь…» – вот что означали этот жест и эта улыбка. «Спальня!» – мгновенно догадалась Катерина и, не давая себе времени перетрусить, решительно взялась за круглую пластмассовую ручку и распахнула дверь.

Комната была обставлена мебелью семидесятых годов: темно-коричневая полированная стенка из ДСП, дешевый секретер с пластмассовыми ручками, некоторые были отремонтированы при помощи синей изоленты, раскладной полированный стол и видавшие виды стулья, диван-книжка… На полках стояли книги из тех, что во времена Катерининого детства «давали» по талонам в обмен на макулатуру, поэтому они были одинаковыми во всех интеллигентных домах, и у ее родителей тоже: серый том «Трех мушкетеров», оранжевый Мопассан, бордовый «Собор Парижской Богоматери», синий, с золотом, и никогда никем так и не прочитанный четырехтомник «Семья Тибо»… Чешский хрусталь, проигрыватель с двумя громоздкими колонками. Стеклянные бокалы под пиво с нарисованными лошадиными мордами – точно такие же были когда-то у родителей ее одноклассницы.

– Вот это да! – искренне изумилась Катерина. – Просто машина времени.

– Это я матери квартиру купил, она хотела старую мебель туда перевозить. Я ей все новое купил, а эту себе забрал. Ностальгия. Тебе правда нравится?

Катерина молча кивнула.

– Знаешь, если я пишу стихи, то чаще всего в этой комнате, – как в чем-то очень интимном, признался Кирилл. – Смешно, да?

– Нет, – задумчиво ответила Катерина, понимая, какого ответа он от нее ждет. – Наверное, потому, что там все новое… придуманное. Нет-нет, ты не обижайся, там все изумительно… А здесь – живое, оно все помнит. И тебя маленького.

Она, улыбаясь, показала глазами на фотографию лопоухого мальчишки, серьезно смотревшего в объектив. Мальчишка, совсем не похожий на нынешнего Ивашова, был одет в серую школьную форму, в руках держал ручку, перед ним лежала раскрытая тетрадь, а рядом красовался глобус.

– Нас тоже так фотографировали, – обрадовалась Катерина. – Фотограф пришел в класс, и целый урок мы не занимались. Все очень хотели глобус потрогать, а нам строго-настрого учительница запретила. Наверное, тогда глобусы были в дефиците.

– Ты совершенно права. Мы действительно раньше жили все одинаково: стандартные хрущевки, одинаковая мебель, книги, хрусталь – даром что из Чехословакии. Одинаковая одежда, одинаковые мысли, – осторожно присев на старенький диван, принялся объяснять Ивашов. – А я хотел быть не таким, как все. Мечтал по-другому одеваться, и чтоб у меня был дом – свой собственный, с бассейном, как в кино с Аленом Делоном, и чтоб комнат – не две клетушки, а много! Все в детстве хотят собаку, а я хотел собственную лошадь. И вот… ты же сама сказала, что все мечты сбываются.