Весенний подарок ведьм

С "Изабеллы" на фрегат перебрался другой офицер и быстро заговорил по-леосски: — Я нашел обрывки судового журнала. Там упоминается один из сыновей Ривалта. — О, это было бы ценной добычей, — протянул капитан и перейдя на шляпийский обратился к нам, — где лорд Ривалт? — Утоп он, — нестройным хором ответили матросы. — Да, утонул еще до того, как нас приняли на борт, — подтвердил один из "пассажиров", и я возблагодарил звезды за матросский юмор Крэйга. — Жаль, жаль, могли бы с герцогом приятно побеседовать. Что ж, офицеров пусть их семьи выкупают, а этих, — он мотнул головой в нашу сторону, — на продажу.

Рабство в Шалпии отменили три столетия назад, в Леоссе — чуть позже, но с оговоркой: для жителей Леосса. Чужаков, захваченных в плен, можно было и продавать, и покупать, и бить, и убивать.

Пока нас тумаками сгоняли в трюм, я размышлял. Если признаюсь, что я сын Ривалта, то отца будут мной шантажировать. Если не признаюсь, отец посчитает меня мертвым. Переговоры о выкупе длятся долго, и офицеры "Изабеллы" еще нескоро приедут в Шалпию. Слух о том, что сын Ривалта утонул, достигнет ушей отца намного раньше. Уверен, что первый же посланец Леосского правителя не приминет передать эти сведения шалпийцам, едва доберется до Саусина.

Отец, ты учил меня быть не мальчишкой, а сыном владетеля. Прости, но вам с матушкой лучше считать меня мертвецом, чем заложником. Может статься, я и правда скоро умру. Рабы долго не живут. Но это мы еще посмотрим. В Леоссе у меня лишь крохи магии, но кулаки и голова при мне.

* * *

Часть команды раскупили еще в порту. Юнгу взяла себе пожилая пара, причитая, какой он худенький и тощенький. Из разговоров я понял, что у них умер сын, и некому взять на себя заботы о лавке и стареющих хозяевах. На кока положила глаз дородная хозяйка таверны. От ее крика закладывало уши: — Как мужа моего телегой переехать, так вы пожалуйста, а как работника мне продать, так цену ломите! Сами завтра харчеваться придете, а чем вас кормить? Меня одной не хватит!

Раздраженный леосский офицер махнул рукой, и крикливая госпожа забрала облегченно вздохнувшего кока, но не прошли они и десятка шагов, как он что-то начал ей говорить, больше жестами, чем словами. Парочка вернулась назад: — Говорит, у него что-то ценное осталось. А если я его купила, то и вещи его мои! А ну отдавайте!

Выделили солдата, который проводил их на "Изабеллу" по длинному причалу, и назад кок возвращался, счастливо прижимая к себе мешок с заботливо высушенными во время плаванья семенами.

Другим повезло меньше. Их раскупали гребцами на суда и для тяжелых работ в порту. На меня и прочих оставшихся надели кандалы, пристегнув к длинной цепи, один конец которой захлестнули вокруг передка прочной повозки, и продали оптом торговцу людьми. Назавтра нас повезли вглубь страны, пытаясь пристроить по дороге. Кого не возьмут селяне, ремесленники или управляющие мануфактур, тех передадут за пару монет в рудники.

На третий день пути остались только двое самых старших матросов и я. Покупатели приценивались, о чем-то шептались, но проходили мимо. В компанию к нам добавили каторжников. Этих продавать не будут, их прямиком в каменоломни.

Торговец злился. Подойдя ко мне он на ломаном шалпийском закричал: — Не смотреть! Не смотреть! Туда! — и тыкал пальцем вниз. — Я не понял. Чего ты хочешь? — спросил я по-леосски. — Ха! Знаешь язык! Хорошо, дороже продам. Ты очень нагло смотришь на покупателей, оттого и не берут тебя. На рудники хочешь, а? Нет? тогда завтра приедем в поселение, гляди в пол, и голову опусти. А я на тебя артефакт боли повешу, вот что. Есть у меня такой для особо умных рабов.

Помощники торговца заломили мне руки. Каждый из них был слабее меня, но против двоих у меня шансов не было, и мне осталось только скрипеть зубами, когда на мне защелкнули ошейник. Торговец сжал в руке небольшой камнень, и меня выгнуло от боли. — Понял? — засмеялся он. — Если завтра не купят, будешь всю дорогу у меня плясать. — И он сжал камень снова.

Начались предгорья. Нас часто сгоняли с повозки и заставляли идти пешком в гору, а то и подталкивать колымагу, чтоб облегчить работу лошадям.

На следующий день после полудня мы были в большом поселении. Проехав по главной улице, где помощники торговца кричали зазывалами, обоз остановился на площади. С одной стороны пристроился колодец, с другой — большой и богато украшеный дом старосты. Сам староста важно смотрел на нас из-за ворот, но затем все-таки вышел. — Ну, Ясонко, какую рухлядь ты в этот раз до нас довез? Нет, чтоб приберечь товар получше, а ты все доходяг к нам тащишь. — Смотри, вот все, кто есть. Уж больно вы далеко от берега, — ухмыльнулся тот.

Староста осмотрел матросов и добрался до меня. Я стоял, опустив голову. Из рудников сбежать труднее, чем из поселения. Мне нужно здесь остаться. — Хорош, хорош, силен. — Он по-нашему понимает и немного говорит, — ввернул торговец. — Эй, скажи, кто ты и откуда. — Меня зовут матрос Дэн, я из Шалпии, — послушно выговорил я. — Да? Полезный раб. Эй, чего в землю пялишься, а ну глянь сюда.