Весенний подарок ведьм

Против ожидание, с потолка пещеры лился мягкий свет, но воды озерца посреди пещеры оставались темными. Я подошла к берегу и тронула воду рукой. Раздался смех, и от воды поднялась неясная фигура. — Надо же, кто-то прошел в мою долину. Давно вас, людей, не было. Забыли, как видеть сквозь иллюзии. — Здравствуйте, — пролепетала я. — Я могу снять проклятие? В манускрипте было написано, что для этого нужно умыться в озерце. — Проклятие? Наложенное до рождения двумя ведьмами? Ты этого хочешь? — Конечно, — я удивилась. — Всем вокруг было бы лучше. — Ты уверена? — кажется, я услышала смешок духа. — Хочешь, покажу тебе мир, где твоего проклятия нет?

Я немедленно кивнула.

Пар над озерцом сгустился, и капельки сложились в белое овальное блюдо, сквозь которое, будто через окно, я увидела Ратушную площадь с часами на башне. Вот часы стали ближе, ближе, совсем близко… я вижу, что крепления у часов совсем проржавели. Внезапно блюдо потемнело, проступили очертания той же площади, только небо затянуто тучами. Над Бристоном летит ураган. Я помню этот ураган, он случился через два дня после того, как упали часы. Но здесь часы были на месте… недолго. Порыв ветра сорвал их и швырнул на дом напротив Ратуши. Блюдо показало, как суетятся люди, как выносят из дома носилки с человеком, а второй выходит сам, держась за окровавленное лицо. Если бы не мое проклятие, и часы не упали бы на пару дней раньше, все так и было бы!

— Смотри дальше, — услышала я голос духа.

Картинка снова изменилась. Я увидела яхту у причала, зев люка и трюм, а потом доски на дне трюма, близко-близко, так, что был виден рисунок на дереве. Древоточец вылез наружу и забурился в дерево снова. Кто-то сэкономил на маге-древеснике. Блюдо моргнуло и показало шторм. Мачта со смешным клетчатым флажком уходила под воду. Три моряка пытались удержаться на поверхности бушующего моря.

Улочка рабочих предместий и мост в торговую часть города. Та самая телега с шестернями — стоит себе спокойно, никто ее не толкал. Вот ее уже почти разгрузили. Через мост движется длинный магоходный дилижанс. На крыше у дилижанса коробки и тюки, из окон выглядывают люди, машет ребенок. Я уже понимала, что произойдет. Когда дилижанс оказался посередине моста, все — и карета, и пассажиры, и багаж — рухнули в воду. Мне кажется, я видела искаженное страхом лицо ребенка.

У меня полились слезы. — Хватит, не надо, я поняла. — И все же посмотри еще.

Дух был жесток.

Гостинная леди Маргрет. Камин выстреливает угольком, который перелетает через решетку и падает на ковер как раз в том месте, где я опрокинула вазу. Но в картинке, которую показывало блюдо, ваза осталась стоять на месте — немногое, что уцелело в выгоревшей до тла комнате. Леди Магрет сидела на полу, плакала и прижимала к груди разломанную раму с обгоревшими остатками холста — портрет ее умершей матери, который висел над злополучным камином.

Вот другая гостинная, не такая шикарная, но добротная, насколько можно рассмотреть в свете двух свечей. Эвилин сидит в кресле, у нее красные глаза, опухшее от слез лицо и большой живот. Внезапно она подскакивает и бежит к двери. Едва отперев засов, она отлетает от удара — ввалившийся Этьен с силой распахнул дверь во всю ширь. Он пьян, его одежда в беспорядке, а на лице следы белил и помады. Эвилин делает к нему шаг и протягивает руки, но Этьен отталкивает ее, падает на диван и засыпает. Эвелин наклоняется, чтоб снять с него ботинки.

— Но я при чем? Я не срывала свадьбу Эвилин, здесь точно обошлось без проклятия. Удивительно, неужели он все равно стал бы пить, даже если бы на ней женился?

Дух рассмеялся: — Что ж, я покажу тебе, что случилось на самом деле той весной.

И я увидела себя, идущую по Воробьиной улице. Да, это весна, значит, Эвилин и Этьен еще помолвлены. Видимо, в тот день у меня было хорошее настроение, я приплясывала и походя пнула камешек, который, против ожидания, перелетел на другую сторону улицы. Наверно, он расколотил бы чье-то окно, но на его пути встретился столб. Отрикошетив в сторону, камешек улегся на мостовой. Та же улица, сумерки, по мостовой идет дядюшка Томат. Он неловко наступает на тот самый камень, его нога подворачивается, он морщится от боли. Да, я помню, Эвилин говорила, что незадолго до разрыва помолвки отец повредил ногу. Так это из-за меня?

— Ой… я не хотела! — вырвалось у меня, но дух промолчал.

Дядюшка Томат делает несколько шагов, припадая на пострадавшую ногу, качает головой и осматривает улицу и хромает к двери таверны. Внутри людно, дядюшка Томат присаживается на скамью недалеко от двери, наклоняется и растирает лодыжку. Выпрямившись, он оглядывает зал и меняется в лице — в глубине зала сидит Этьен. Он пьян, он смеется, у него на коленях размалеванная деваха, Этьен щиплет ее за грудь. Дядюшка Томат бьет кулаком по столу и припадая на левую ногу выходит за дверь.