Вещь

Когда отец Николая узнал, что скоро станет дедом, то, как сказала Алиса, станцевал на ушах польку. Теперь его план окончательно удался – без денег молодым было не потянуть ребенка. Николай, забросив кисти и краски, облачился в костюм и белую рубашку и отправился в отцовский офис – заколачивать бабло. А Алиса осталась дома с ребенком. У нее были домработница и няня, поэтому делать ей, по существу, было особо нечего. Она продолжала заниматься фотографией, Николай оплачивал ей дорогие выставочные залы, огромные подрамники и осветительные приборы, но что-то уже шло не так. Работы Алисы теперь стали более яркими и глянцевыми, как обложки модных журналов, но при этом потеряли индивидуальность. Они все больше стали напоминать искусственные цветы, расставленные в аляповатых вазочках на столах дешевых кафе. На выставки приходили знакомые ее свекра и мужа, пили шампанское и улыбались керамическими белоснежными зубами. При этом они ни черта не разбирались ни в фотографии, ни в том, что творилось в душе у Алисы. И Алиса начала погружаться в состояние вечной пустоты. Один раз, гуляя по городу, она зашла в бутик и купила два дорогих вечерних платья. Просто так, как объяснила она мужу, от нечего делать. На следующий день ей позвонила одна молодая женщина из круга «друзей семьи» и предложила составить компанию в походе по магазинам.

«Знаешь, я как сейчас помню, с чего все началось, говорила Алиса. – Мы зашли с ней в первый магазин – меня особенно ничего не привлекло, потом во второй – там я стала рассматривать сумки. А Решка (няня заболела, и мне пришлось взять ребенка с собой) стала вдруг истошно кричать и требовать, чтобы мы вышли из магазина. Это было совершенно на нее не похоже, потому что она в три года была уже очень умной и послушной девочкой. Она почти никогда не плакала и была всегда такой серьезной, что мне подчас казалось, что она из тех гениальных детей, которые до сих пор помнят свои предыдущие жизни. Она могла часами сидеть на полу и рассматривать какую-нибудь вещь. На своем младенческом языке она разговаривала со всем, что ее окружало, и мне кажется, что даже кастрюли понимали и любили ее. Решка никогда не разбивала себе лоб или коленки, как большинство малышей. Она могла толкнуть стол, на котором стояла миска с горячим молоком, и молоко, противореча всем законам физики, выплескивалось совсем в другую сторону. А если она со всего размаху летела на острый угол, то там загадочным образом оказывалась подушка. Так вот, когда Решка завопила в магазине, моя приятельница, испугавшись не меньше меня, кинулась к ней, чтобы взять на руки и успокоить, но получилось только хуже – Решка вдруг со всего размаха двинула ей по физиономии. Темные очки слетели с бледного лица женщины и раскололись на мелкие кусочки. Я тогда в первый раз как следует отшлепала дочь, хотя до сих пор корю себя за это. Решка ведь еще не могла сказать, что она видит, но пыталась привлечь мое внимание к глазам той девицы. Меня же волновало только то, что испорчены дорогие очки «Гуччи». Разумеется, нам пришлось уйти из магазина. Но это было только начало, вскоре та знакомая снова объявилась и пригласила меня на чашку кофе. Как бы шутя, она обмолвилась – только давай без детей. Я обрадовалась, потому что была очень одинока в Москве. Все друзья остались в Питере, а выбраться домой удавалось крайне редко. Ну, так вот, я с той девицей (кажется, ее звали Тоня) снова встретилась и, гуляя по торговому центру, накупила всякого барахла. Нам было очень весело, мы перемерили кучу нарядов, приобрели новые сумки, очки, кошельки, часы. На прощанье расцеловались и расстались лучшими друзьями. Я пришла домой, положила покупки в коридоре в углу и прилегла отдохнуть – бродить целый день по магазинам оказалось утомительным занятием. И знаешь, что сделала Решка, пока я спала? Она засунула все мешки с покупками в стиральную машину и включила ее на полную катушку, выставив режим стирки 90 градусов. Проснувшись, я увидела, что машинка включена, и подумала, что это няня положила грязные вещи в стирку, но забыла развесить на сушку. А когда открыла стиралку, то ахнула – все мои прекрасные покупки были безнадежно испорчены, они превратились в тряпки, которым теперь было место на помойке. И представляешь – я, идиотка, расплакалась из-за этих дурацких вещей. Просто сидела на полу и рыдала, так мне их было жалко. На этот раз я не стала бить Решку, а просто спросила, зачем она это сделала. А Решка смотрела на меня своими русалочьими глазками и повторяла: «Они плохие, они плохие». Я спросила – почему плохие? И тогда она стала ходить по комнате, трогать предметы, как будто это были не вещи, а живые существа, и показывать, какая плохая, а какая – хорошая».

Кассета 18

Продолжение истории Алисы.

«Вечером я рассказала о произошедшем Николаю, но и ему Решка не смогла толком объяснить свое поведение. Знаешь, иногда она очень плохо говорила, словно отставала в развитии на пару лет, а иногда могла сказать что-то такое витиеватое, что ставило нас в тупик.