«Неша, дай мне закончить. Если я буду продолжать плакать, то вытеку вся через глаза и не скажу тебе самого главного. В тюрьме оказалось, что я беременна. Они предлагали мне сделать аборт, избавиться от дьяволенка, но я не смогла. Я думала о том, что ведь дети – это чьи-то души, которые сами решают, когда и к кому им приходить. Это ведь будет не его душа, правда? Это уже совсем другое существо, которое любит меня и послано мне для того, чтобы иметь под конец жизни такое маленькое счастье под боком. А гены? Что гены. Они могут перемешаться как угодно, и от этого подонка там будет совсем мало. Ночью у меня начались роды, но тюремщица мне не поверила. Сказала – терпи до утра, куда, мол, тащиться на ночь глядя. Но девчонки стали ломать дверь и требовать, чтобы меня отвезли в больницу. Мы еле успели доехать, роды шли уже полным ходом. И все равно они приковали меня наручниками к спинке кровати, чтобы я не убежала. Смешно, да? Вот так на свет появилась моя девочка. Первые полгода все было замечательно, я была все время вместе с малышкой и не замечала ничего вокруг. На какое-то время тюрьма превратилась для меня в рай. Девчонки здесь заботились обо мне и о ребенке, помогали кто чем мог. Мне кажется, эти шесть месяцев были самыми счастливыми в моей жизни. А потом у меня кончилось молоко, и они сказали, что больше ребенок не будет жить со мной. Ее забрали в отделение малютки и лишь изредка разрешают видеть, хотя по правилам я должна гулять с ребенком два раза в день. Но тут всем глубоко наплевать на твои права, а после того как я расцарапала одной из тюремщиц рожу за то, что она не хотела пускать меня к моей девочке, они сократили эти встречи до минимума. Иногда я прижимаюсь ухом к стене, которая соединяет нашу зону с территорией Дома малютки, и мне кажется, что я слышу ее тонкий печальный плач. Иногда мне доносит его ветер. Неша, милая, я так виновата перед тобой, я не имею права ни о чем тебя просить. Но тут я прошу не за себя, мне все равно. Потому что я умираю. Не перебивай, это так. Никто не знает, что ждет нас там, после смерти. Но возможно, чем ближе ты подходишь к границе, тем больше начинаешь понимать. Сейчас я точно знаю одно – моя душа будет страдать до бесконечности, если я оставлю тут малышку. Кто бы ни был ее отец, ребенок не виноват. Пожалуйста, забери мою дочь отсюда. Это место нехорошее (Верка заговорила тихим шепотом), говорят, что они продают детей-сирот за границу, может, в другие семьи, а может, на органы. Тут всегда слышен детский плач, и никто не знает, откуда он идет. Понимаешь? Этот плач звучит повсюду, и не только я одна его слышу. Все знают о нем, даже жители окрестных деревень. Как только я умру, у нее никого не останется, и они сразу от нее избавятся. Нешечка, милая, забери ребенка отсюда, ты можешь сдать его в детский дом в городе. Но только не позволяй ей остаться тут».
Верку трясло, она говорила, словно в бреду. На щеках мерцал нездоровый румянец. Я схватила ее за плечи и немного встряхнула.
«Вера, о чем ты говоришь. Конечно, я не брошу вас тут. Мне нужно добраться домой, и дальше вопрос одной-двух недель, чтобы вытащить вас отсюда. Ты веришь мне? Я никогда не обманывала тебя. Так вот я обещаю, что вернусь и заберу вас отсюда, чего бы мне это ни стоило. И потом – у тебя ведь есть родители».
Верка опять побледнела, мне даже показалось, что она сейчас упадет в обморок. Ее рука мертвой хваткой сжала мне пальцы, так что они хрустнули.
«Неша, обещай мне, что никогда, ни при каких условиях не отдашь девочку моим родителям. Поклянись!»
Что мне было делать? Я поклялась. Тогда она немного успокоилась, даже стала улыбаться.
«У тебя есть деньги? Пойдем, я покажу тебе ее, за деньги они разрешат».
«Подожди, ты не сказала, что с тобой? С чего ты взяла, что ты умираешь? Не волнуйся, я все устрою. Любых врачей, лечение за границей. У меня сейчас столько денег, что можно купить целую клинику в Израиле».
«Дорогая моя подружка, ты всегда была такая деловая, такая смелая. Но сейчас за меня уже все организовали на небесах. У меня рак, Несси. И если они положат меня в больницу, я никогда больше не смогу увидеть свою девочку. Поэтому вначале вытащи отсюда ее. А если я доживу до этого момента, то буду тоже рада посмотреть на солнышко без решетки».
Верка тяжело дышала, было видно, что этот разговор дался ей с большим трудом. То же самое можно было сказать и обо мне. Мой желудок, о существовании которого я давным-давно забыла, заболел так, будто кто-то воткнул в него дрель и медленно начал сверлить. Почему мне суждено все время терять близких людей? Я шла рядом с Веркой и давилась слезами. Я все отдала бы за то, чтобы они с Корецким оба остались бы в живых. Пусть даже не со мной, но хотя бы здесь, в моем мире.