Вещь

Помню, на похоронах предпринимателя дождь лил как из ведра, и мы впервые серьезно поссорились с Корецким. Я сказала ему, что смерть М. ужасна в своей примитивности, но при этом она справедлива. Не знаю, кому молились гастарбайтеры – Аллаху, сатане или куриной лапке, но их явно услышали. Наш друг сполна расплатился за их страдания на лютом холоде. Тело любого человека должно быть предано земле, а не подпирать изнутри стены шикарной виллы. Мертвые атланты правильно сделали, что разрушили дом-убийцу. Корецкий вылупился на меня, как будто увидел привидение. Меньше всего он ожидал от меня услышать подобные рассуждения. Медленно переварив сказанное мной, Корецкий, как истинный юрист, многозначительно откашлялся и заявил, что данные события несправедливы с любой точки зрения, как с правовой, так и с небесной. Ведь над работягами издевался прораб, а не предприниматель М. А значит, наказания заслуживает тот, кто мучил несчастных, а не тот, кто платил за это деньги. А что касается небесной точки зрения или небесной кары, то там, как известно, тоже часто ошибаются. Лучшее забирают, а говно оставляют на земле. На что я возразила, что он рассуждает как тупой русский мент с высоким званием, которому важно, чтобы в этом квартале кого угодно посадили, лишь бы отчитаться перед начальством и подогнать результаты. А что касается того, кто в этой истории говно, а кто нет, так вот это точно сверху виднее.

Он обозвал меня суеверной дурой. Корецкий был зол как черт на предпринимателя за то, что тот так не вовремя опрокинулся. Мой муж был красивой и обаятельной сволочью, и он потратил немало времени и сил, чтобы втереться к бизнесмену в доверие. Говорят, незадолго до смерти, М. даже собирался сделать его одним из акционеров своего бизнеса. Однако северный ветер все вмиг изменил. Предприниматель умер прямо на горшке, а дом с привидениями аплодировал ему резными ставнями – хлоп, хлоп, хлоп! Корецкий впервые разошелся не на шутку. До этого ему гениально удавалось прикидываться ласковым и простодушным пупсом. Орал, что это я во всем виновата. Мол, накаркала беду. А уродов черножопых, которых М. по глупости нанял, надо было всех живьем закопать, чтобы неповадно было строить здания, которые рушатся, будто домики Ниф-Нифа, от первого же дуновения ветерка. Только такая идиотка, как Несси, может увидеть в этой ситуации божественное провидение. Какая тебе разница, убили их на этой стройке, отравили крысиным ядом или они сами сдохли? Это несуществующие люди. Ты даже не знаешь их имен!

«Захер».

«Что? Какой еще на хер Захер?»

«Имя его – Захер. Один из тех, замурованный в бетоне».

«Несси, ты – сумасшедшая».

Я выпихнула Корецкого из машины прямо на шоссе. Хромая, он отошел на обочину, и в его глазах мелькнула неподдельная ненависть. Если ему и хотелось, чтобы я свихнулась, то явно не в ту сторону. Стоя в пробке по пути с кладбища домой, я рассуждала: интересно, а что чувствовал М. в последний момент своей жизни? Скорее всего, последние слова его были «Е. твою мать». И вообще интересно, сколько людей на свете умирают с этими словами? Наверное, многие из них не успевают даже договорить всю фразу до конца? Сомневаюсь, что бедняга М. хоть что-то понял о круговороте вещей в природе. Впрочем, так же, как и Корецкий. Есть те, кому это просто не дано.

* * *