Вещи в теле. Психотерапевтический метод работы с ощущениями

Я принялся добросовестно изучать итальянский. Недели через две голова «распухла», щеки стали гореть, ноги холодеть, и я стал беспокоиться, что не успею. Стал думать, можно ли что-то с этим сделать. И тут мой коллега невзначай произнес: «Неправильно мы изучаем язык: мы изучаем его головой, а надо бы сердцем».

«Интересно, где у меня русский язык – в голове или еще где-либо?» – подумал я по дороге домой. Позже я задавал этот вопрос многим. Где у Вас родной язык, уважаемый читатель? Вы боитесь, что Ваш ответ прозвучит неприлично? Он у Вас ничего общего не имеет с головой? Не смущайтесь! Точно так же оказалось и меня, и у десятков других людей. Он – в животе. Конечно, могут быть вариации.

«Не язык – функция поэта, а поэт – функция языка»

У переводчиков-синхронистов высокого класса язык в щеках или даже на кончиках губ. Выдающиеся филологи отвечают вообще странно: не язык во мне, а я в нем. Он больше по размеру, чем сам человек. Недаром Иосиф Бродский заметил: «Не язык – функция поэта, но поэт – функция языка». Во всяком случае, мой русский язык оказался в животе – красный, выходящий за пределы физического тела, диаметром сантиметров 50–70.

Массу – в живот

«А не найдется ли там место для итальянского языка?» – подумал я. Оказалось, что места там найдется по крайней мере еще для 20 языков. С тех пор я успел выучить еще английский. Предполагаю оживить немецкий, который изучал в школе и в институте.

С согласия «живота» я дал «итальянскому языку» (белой массе) изо лба перетечь на новое место жительства. Лоб стал прохладным, каким ему и положено быть согласно наблюдениям Иоганна Шульца. Живот приятно пополнился.

Я сообщил своим коллегам: есть возможность настроиться. Но в этом эксперименте мы оказались в разных группах: я в «основной», они – в «контрольной». Я прошу прощения у своих коллег по изучению языка, что они фигурируют в рассказе в качестве представителей «контрольной группы», являясь на самом деле уникальными личностями, ни в коей мере не сводимыми к одному измерению, связанному с их успехами или неуспехами в изучении итальянского языка. (Я решаюсь рассказать о своем успешном опыте лишь потому, что он представляется мне показательным.)

Когда мы приехали в Италию, разность наших состояний стала проявляться со всей очевидностью. У одного из коллег стала разламываться от боли голова, у другой – случился гипертонический криз. Им было трудно понимать и говорить. По контрасту, мое самочувствие было прекрасным. Учитывая то, что с тех самых пор, как я поселил язык в животе, он у меня ничего общего с головой не имел, она оставалась совершенно свободной и могла предаваться наблюдениям и впитывать новые впечатления. Удивительно было то, что… живот мой шевелился

. (С тех пор призыв «слушай ухом, а не брюхом» я не считаю абсолютно правильным). Так продолжалось три дня. На четвертый он успокоился, к этому времени я стал понимать итальянскую речь дословно. Правда, бывали моменты, когда он опять оживал: однажды на профессиональную встречу приехал мэр города. Лексика, манера речи были у него особые, и это заставляло живот быстро приспосабливаться к новизне.

«Высиживание яиц»

Однако вернемся к процессу трансформаций языка во мне и меня в нем. С того дня, когда я переместил «язык» изо лба в живот, все изменилось. Если до этого надо было «вдалбливать» в и без того каменную голову слова и выражения, то теперь возник противоположный процесс: живот, как область отрицательного давления, стал «всасывать» все, что касалось языка. А происходило это в конкретной образной форме. Каким бы смешным и даже сюрреалистичным ни показалось то, что я испытал, все же рискну рассказать.

Белая «инициальная» масса

отложилась в животе… куриными яйцами, и я стал их «высиживать». Впрочем «высиживание» скорее напоминало выстаивание. Дело в том, что изучать язык я мог только время езды на работу. 20 минут на электричке утром и 20 минут – вечером. Итого 40 минут в день, 5 раз в неделю.

Настал день, и первое яйцо выпустило на свет цыпленка (петушка), затем и второе… Это совпало со временем, когда по одной – двум темам я уже начал говорить. Цыплята оказались прожорливыми и требовали пищи. Пищей их (зернами) являлись слова. Они были готовы поглощать их в огромном количестве. Я едва успевал их «кормить».

Петушка зарезали

Были и драматические моменты в развитии одного из галльских (петушиных) наречий. Когда петух-первенец был уже довольно большим, я неосторожно похвастался преподавательнице английского языка, что занимаюсь активно. Она искусно повела речь в пользу английского и… зарезала моего петушка. Чувствую, что мой интерес к итальянскому как будто умер. «Что с петушком?» – всполошился я. Закрываю глаза – в него всажен кинжал. Скорее «лечить» – удалять кинжал, заживлять рану. Не хвались!

Предварительная расчистка