Вещие сны

При этом всё же тайной за семью печатями всегда оставалась как суть самого процесса создания чегото прекрасного, так и взаимоотношения между человеком и результатами его творчества. А по том так уж сложилось, что, по существу, начиная с эпохи Ренессанса, все пять веков были пронизаны идеями рационального гуманизма. А ведь творчество по своей природе всегда было явлением иррациональным.

Если задаться целью выяснить механизм появления тех или иных шедевров у самих поэтов, то каждый из них может рассказать свою историю о том, как к нему пришла та или иная строка. Среди них будет немало тех, которые поведают вам о том, что ктото диктовал им все эти божественные строки. Будут говорить о музе или о том, что они услышали всё это во сне и им оставалось только записать это. Именно таким творцом и был великий поэт. И его гений диктовал ему всё то, что навсегда вошло в сокровищницу русской поэзии. Словом, его гениальность, видимо, следовало понимать точно так же, как это было у древних поэтов.

Както собираясь на свой первый благотворительный бал, он надел фрак. И показался самому себе безумно смешным. Он был мужчиной среднего роста. С лицом необыкновенной красоты. Но не было в нём того аристократического лоска, который позволял бы эффектно выглядеть во фраке. И тогда он себе придумал образ этакого сына народа, который с гордостью носит свои пшеничные волосы, русскую рубаху, гордится своими галифе и сапогами. Образ мог бы быть очень смешным и забавным, если бы не оказался ему удивительно к лицу. Он был необыкновенно гармоничен во всём этом. И вызывал только восхищение. А ещё всё это порождало у женщин острое желание называть его «золотой головой».

И сегодня каждый из нас очень часто представляет его именно в том образе, который он когдато создал перед тем балом. Он кажется тесно связанным с его безумно красивыми стихами, с его любовью к родному краю, с его фантастической способностью говорить о самых сокровенных материях без пафоса и надрыва. Говорить так, как это мог делать только он.

***

А потом в этом имении он увидел сон. Тот был очень странным. И безумно страшным. Всё то, что произойдёт потом, в той самой гостинице северной столицы, разворачивалось у него перед глазами. В самом начале сна, ещё до того, как он увидел себя в этом гостиничном номере, он пытался кудато бежать. Но какието люди в чёрном вокруг него долго и печально о чёмто его просили. Он не мог разобрать слов. Но понимал лишь одно: они умоляли никуда не уезжать. Уговаривали его остаться здесь, в этом саду. Так долго, как это будет воз можно.

Проснулся же он от качки. Эта качка его убаюкивала. Хотелось спать и не просыпаться. Пока не выспишься. Но мысль о том, что этой качки в принципе не может быть, всётаки не давала ему уснуть. Он понял, что это не сон и не галлюцинация. Он был на корабле. И куда бы он не бросал свой взгляд, видел только морскую гладь и редкие волны. Он так и не вспомнил, когда и где заснул. И не понял, почему вдруг оказался на этом корабле. Спрашивать о чёмто было просто бесполезно. Ведь на корабле никто не говорил по-русски.

Ему улыбались, его пытались накормить и напоить. Но его абсолютно не понимали. Он тоже ничего не понимал из того, что ему пытались сказать. А потом они просто остановились. Переместились с корабля в какуюто лодку, подплыли к берегу, сели в машину и поехали в гостиницу. Его там сразу узнали. Стало както спокойнее на душе. Он вошёл в свой привычный номер и непонятно кому, просто в пустоту, сказал:

— Ну, вот, я снова в Баку.

К вечеру наконецтаки появился его самый задушевный друг. Всё сразу стало на свои места. Он ему рассказывал о том, как они придумали весь этот план по его «отправке в персидский край». А ещё он доказывал ему, что в настоящей Персии не может быть так хорошо, как это было в этом прекрасном имении.

Его друг, в деталях и подробностях, говорил о том, как бакинские нефтебароны в период нефтяного бума приглашали сюда лучших немецких специалистов и пытались понять, в каком же из бакинских сёл лучше всего строить свои загородные замки. По качеству воздуха и степени его целительности на первом месте оказались Мардакяны. Здесь была, правда, не очень хорошая земля, да ещё и вода из местных колодцев была солоноватой. Тогда землю сюда начали возить на баржах из Ленкорани. А питьевую воду провели с гор. Ведь действительно, все проблемы оказались решаемы, кроме той, что ни в одном селе не было воздуха такого качества. А здесь он был. Вот так и появились в этом селе роскошные имения нефтяных баронов.

А потом его повезли к прекрасному дворцу. Пытались продемонстрировать, что этому нефтепромышленнику удавалось не только хорошо добывать нефть и закладывать прекрасные сады, но и создавать чудеса в камне. Он согласился с тем, что у того был отменный вкус. Действительно, и мардакянский особняк, и этот дворец были прекрасными свидетелями того, что этот нефтяник хорошо разбирался не только в нефтяном оборудовании, но и в архитектуре.