Осторожно приподнявшись на скамье, Ладислава придвинулась к ярлу, так близко, что почувствовала щекой его дыхание. Сердце ее билось так громко под тонкой туникой, что, казалось, слышно на всю ладью, на весь берег, на всю реку. А он… Как сидел, так и сидит! Бесчувственное полено.
Позади них, на носу судна, послышалось чье-то бормотание и тяжелые шлепающие шаги.
– О, Господи, не видно-то ничего, хоть глаз выколи, – вполголоса пробормотал идущий, и Хельги узнал Никифора. Затем вдруг раздался шум падающего тела и приглушенный крик, видно, монах споткнулся – таки о скамью или брошенные весла, хорошо хоть не свалился с ладьи в воду.
– Что ты ищешь здесь, во тьме, Никифор? – сдерживая смех, поинтересовался варяг.
– О! Тебе тоже не спится, ярл? А я ведь так и знал. Специально иду к тебе – настал момент поговорить с тобой о Боге.
– О, только не это, Никифор, – расхохотался ярл. – Ты ведь знаешь, я закоренелый язычник, хотя и с уважением отношусь к чужим богам…
– Ты просто не знаешь истинного Бога! – на ощупь пробираясь к скамье, с воодушевлением произнес монах. – Тебе ведь наверняка никто о нем не рассказывал. Хочешь сказать, что ты и раньше видел проповедников? Да, допустим, видел. Но ты же их не слушал! Ой, кто это с тобой? Неужели…
– Да, это я, Никифор. – Ладислава засмеялась. – Хотела кое о чем порасспросить ярла.
– Так спрашивай, я подожду.
– Потом, – отмахнулась девушка. – Пожалуй, пойду-ка лучше спать. – Она поднялась на ноги.
– Осторожнее, Ладия, – предупредил Хельги. – Ладья узкая.
Ничего не ответив, Ладислава исчезла в шатре и повалилась на жесткое ложе, глотая соленые слезы. Упырь, а не ярл…
А Хельги в этот момент думал о ней, думал, несмотря на все запреты, что поставил сам себе. Да, Ладислава была весьма красива и… желанна! Ярл чувствовал, что и девушка ответила бы ему взаимностью, но… Но слишком многим она была обязана ему! А это не очень хорошее дело – воспользоваться благодарностью девушки в своих личных похотливых целях. Не благородно это. Не пристало викингу. Хоть и не из племени фьордов эта златовласая красавица Ладия, не своя. Но и не чужая. Да и не закончен еще поход, еще много придется пережить ей, и тут задача для Хельги-ярла – уберечь, помочь, защитить. А как же иначе? Ведь это же он предложил девушке вернуться на родину, поехав с ним и с его друзьями. Предложил – значит, взял на себя ответственность. И пользоваться ее благодарностью – некрасиво, неблагородно, да и просто-напросто – подло! Поэтому и гнал от себя молодой ярл мысли о прекрасной славянке, которые все-таки появлялись… Да и Сельма бы это восприняла как должное, в конце концов, иметь и жен, и наложниц – в обычае викингов, все так живут, жили так и родитель Хельги, Сигурд, и Торкель-бонд, отец Сельмы.
Погруженный в свои мысли, Хельги не слышал то, что тихо говорил Никифор, лишь улыбался краешком губ, поглядывая в сторону кормы, туда, где находился шатер Ладиславы. А Никифор, увлекшись, уже больше не говорил о Боге, а читал стихи Касии, знаменитой поэтессы-затворницы, с коими познакомился еще в бытность свою в Константинополе. Хорошие стихи писала Касия, не только Никифору они нравились, но и многим, в том числе и покойному императору Феофилу. Особенно эти строки:
Высоко-высоко над степью летел коршун. Высматривая добычу, покачивал расправленными почти что недвижно крыльями, темными, серовато-песочными, чуть светлеющими на концах. Из таких перьев получается неплохое оперение для стрел, ничуть не хуже, чем от крыла ворона. Далеко внизу проплывали голубые травы, зеленые дубовые рощицы, темно-синие, поросшие колючим кустарником овраги. В небе сияло солнце, и Днепр блестел в его свете светлой широкой дорогой – дорогой ладей. По правому берегу его тянулись высокие кручи, дикие и бесформенные, словно неведомый великан-пахарь вздыбил черную землю гигантским оралом, левый берег был покат и низок, кое-где зарос камышом, а где-то желтел песчаным жарким пляжем. Дальше, до самого Дона, тянулись бескрайние степи, с пряными травами, полудикими табунами и горьковатым запахом полыни. В степи, среди трав, медленно двигались повозки и всадники.
– Хорош, красавец! – Приложив руку к глазам, посмотрел на парящего коршуна Лейв Копытная Лужа. Усмехнувшись, вытащил из колчана стрелу.
– Не делай этого, Лейв, – подъехав ближе, покачал головой Истома Мозгляк. – Птица в небе хорошо видна на много полетов стрелы. И так же хорошо будет видно, как ее кто-то собьет. А кто это увидит? Может, наши опасные друзья – печенеги?