Вещий. Разведка боем

По дороге паренек старался доказать свою нужность и полезность – поил коней, помогал их запрягать и распрягать, бегал в трактир за едой. Я с улыбкой наблюдал за пацаненком и ловил себя на мысли: «Приедем в Нижний, а дальше? Не бросать же его? Я к нему начал привыкать. Не оставить ли его при себе приемным сыном, слугой – в общем, как получится». Однако это – вопрос серьезный, надо бы с женой обсудить.

Через несколько дней вдали показались маковки церквей Нижнего. Осталось перебраться на пароме через Волгу – и мы дома. Я показал Ваське вперед:

– Видишь церкви? Считай, добрались до дома.

Васькой овладело беспокойство, он понимал, что дороге конец, и ему очень хотелось остаться, только как об этом сказать мне?

У паромной переправы была очередь из возов и телег. Я ее объехал, встал первым. Ко мне подбежал паромщик и, не узнав меня – что было немудрено, – закричал:

– В очередь!

Я повернулся к нему. Паромщик осознал ошибку – все-таки я владелец паромной переправы, сдернул шапку, поклонился:

– Извиненьица просим, не признал.

Подошел поближе, склонился к уху:

– Воздержался бы ты, хозяин, в Нижний ехать, да с товаром.

– Что случилось?

– Стрельцы бузят.

– Ништо, проедем.

Я въехал на телеге на паром, переправился. Городские ворота были открыты, а городской стражи возле них не было. Странно… А кто же мыто взимает, за порядком следит?

Окольными путями, минуя центр, я добрался до дома. Открыл калитку, распахнул ворота. Из дома выбежала простоволосая Елена, бросилась на шею, поцеловала.

– Ну, наконец-то, я уж испереживалась вся. Неспокойно в городе, стрельцы второй день бузят, на площади собрались. Ой, что будет?!

Елена увидела на телеге Ваську, до той поры скромно сидевшего.

– А это что за найденыш?

– Васька, в дороге мне помогал. В дом возьмем, пока прислугой будет.

Васька, услышав мои слова, расцвел, соскочил с телеги, взял под уздцы лошадей, завел во двор.

– Распрягай.

Васька споро принялся за дело, я же разрезал веревки, сбросил на землю бочки. Затем стал перетаскивать в дом мешки с ценностями. Васька стал закатывать бочки в сарай.

Я видел, что Лену и Ваську распирает любопытство, что я привез, но они благоразумно не проявляли инициативу в расспросах – не принято было в эти времена младшим опережать события и лезть «поперек батьки в пекло».

Хорошо бы поесть с дороги, обмыться, да дело безотлагательное. Как бы стрельцы от слов не перешли к делу. Не приведи господи – возьмутся грабить купцов да повесят своих начальников – городу беда. Рано или поздно бунт подавят, только времени уйдет много, да и жизней – как стрелецких, так и городских жителей. Надо везти казну в крепость, прямо сейчас.

Я разделил содержимое сундука на две части, ссыпал в мешки, перебросил через спину коня. Оседлав вороного, взял второго под уздцы и направился к крепости. Еще подъезжая, услышал крики, мат отборный. Я миновал крепостные ворота, тоже стоявшие без охраны.

На площади, перед собором было красно от стрелецких кафтанов. На возвышении стояли посадник и стрелецкий полковник, охрипшими голосами пытаясь увещевать стрельцов. Те же, потрясая бердышами, нестройно кричали:

– Не верим, деньги где? На Москву надо идти, к самому государю правду искать. Жалованье где? Воры! Повесить всех! – Вопили нестройно, но громко, забивая друг друга.

Я просто кожей чувствовал, что стрельцы настроены решительно. Еще немного, и эту толпу не удержать. Толпа вообще трудно управляема и агрессивна.

Я возвышался над стрельцами, сидя на лошади. Стрелецкий полковник, увидев меня, толкнул в бок посадника. Оба замолчали и уставились на меня. Что я привез? Казну и спокойствие или неприятную новость о том, что казна не найдена? Тогда – бунт. Обстановка накалена до предела.

Я приподнялся в седле, вскинул обе руки, показал большие пальцы. Посадник облегченно вздохнул, а полковник гаркнул:

– Есть деньги, привезли жалованье!

Стрельцы замолчали, наступила оглушительная тишина. Они стали оборачиваться, смотреть на меня. Я направил коня к помосту, где стояли полковник и посадник. Стрельцы расступились, образовав коридор. Я подъехал в полной тишине к возвышению, спрыгнул с коня на помост, повернулся к стрельцам.

– Слушайте меня, служивые. По велению посадника и вашего воинского начальника сыскал я казну с вашим жалованьем. Казну ту везли в Нижний ваши товарищи, и все, как один, сложили головы в честном бою с бандой разбойничьей. Тела я нашел, да схоронить по обычаю не смог, уж простите. А виновник, предатель, находится среди вас.

Стало так тихо, что слышно было, как пролетела муха. Стрельцы стали переглядываться, шептаться.

– Имя! Имя назови! Кто Иуда?

– Ефимий Мезенцев, казначей полка.

В толпе раздалось шевеление, медленно образовался круг, в центре которого стоял в одиночестве стрелец. Возраста уже зрелого, в справном кафтане, без бердыша. Он озирался, не зная, что предпринять.

– Лжа все, наговор!

– Тогда откуда я деньги привез?

Я нагнулся, снял с лошади оба перевязанных мешка и, развязав один, достал грамотку, что лежала в сундуке на деньгах.

– Вот грамотка из государевой казны, взята мною из сундука.