Вешние воды

— Зэ-зэ, — пояснила пожилая миссис Скриппс.

— Вот именно, — сказала официантка. — Профессора Госс и Сейнтсбери явились с посланцем, уполномоченным вручить награду. Генри Джеймс лежал на смертном одре, глаза его были закрыты. Рядом с кроватью на столе горела одинокая свеча. Сиделка позволила им приблизиться, и они надели орденскую ленту Джеймсу на шею, а орден возложили поверх простыни ему на грудь. Профессора Госс и Сейнтсбери, склонившись, расправили орденскую ленту. Генри Джеймс при этом ни разу не открыл глаза. Сиделка сказала, что им пора уходить, и они вышли из комнаты. И когда они ушли, Генри Джеймс заговорил с сиделкой. Глаз он так и не открыл. «Сестра, — сказал Генри Джеймс, — пощадите мою скромность, задуйте свечу». Это были его последние в жизни слова.

— Джеймс был настоящим писателем, — сказал Скриппс О’Нил. Эта история его странным образом растрогала.

— Дорогая, ты каждый раз рассказываешь по-разному, — заметила, обращаясь к Мэнди, миссис Скриппс. В глазах Мэнди стояли слезы.

— Мне очень жалко Генри Джеймса, — сказала она.

— А что там за история с этим Генри Джеймсом? — спросил коммивояжер. — Америка, что, была для него недостаточно хороша?

Скриппс О’Нил думал о Мэнди, официантке. Какое же прошлое должно быть у такой девушки! Она — кладезь историй! С такой женщиной, как она, можно далеко пойти! Он погладил птичку, которая сидела перед ним на стойке. Птица клюнула его в палец. Уж не ястреб ли она? Или, может быть, сокол с какой-нибудь крупной мичиганской фермы, где их разводят для соколиной охоты? А может, она малиновка — из тех, что при первом весеннем тепле начинают копошиться на какой-нибудь зеленой лужайке? Кто знает.

— Как зовут вашу птицу? — спросил коммивояжер.

— Я его еще никак не назвал. А что бы вы предложили?

— Почему бы не назвать его Ариэль? — спросила Мэнди.

— Или Пак, — вставила миссис Скриппс.

— Что это значит? — спросил коммивояжер.

— Это один из шекспировских персонажей, эльф, — объяснила Мэнди.

— Ох, да пожалейте вы птицу.

— А как бы вы его назвали? — обратился к коммивояжеру Скриппс.

— А он, случайно, не попугай? — спросил коммивояжер. — Если бы он был попугаем, его можно было бы назвать Полли.

— В «Опере нищего» есть персонаж с таким именем, — объяснила Мэнди.

Кто его знает, подумал Скриппс, может, эта птица и попугай. Попугай, отбившийся от какого-нибудь уютного дома старой девы где-нибудь на первозданных землях Новой Англии.

— Лучше подождите, пока станет ясно, кто из него вырастет, — посоветовал коммивояжер. — У вас еще уйма времени, чтобы придумать ему имя.

Коммивояжер мыслил здраво. Он, Скриппс, даже не знал, какого пола его птица. Птичий мальчик или птичья девочка?

— Подождите и посмотрите, станет ли он откладывать яйца, — предложил коммивояжер. Скриппс посмотрел ему в глаза. Этот парень выразил вслух его собственные невысказанные мысли.

— А вы хорошо соображаете, коммивояжер, — сказал он.

— Ну, — скромно согласился коммивояжер, — не зря же я столько лет занимаюсь рекламой товаров.

— Тут вы правы, — сказал Скриппс.

— Славная птица вам досталась, братец, — сказал коммивояжер. — Вам следует ее беречь.

Скриппс и сам это знал. Да, коммивояжеры — толковые ребята. Недаром колесят по всей нашей великой Америке. И держат глаза открытыми. Они не дураки.

— Послушайте, — сказал коммивояжер. Он сдвинул на затылок свой котелок, наклонился вперед и сплюнул в высокую медную плевательницу, которая стояла рядом с его табуретом. — Я расскажу вам прелестную историю, которая произошла со мной однажды в Бэй-сити.

Мэнди, официантка, склонилась поближе. Миссис Скриппс придвинулась к коммивояжеру, чтобы лучше слышать. Коммивояжер смущенно посмотрел на Скриппса и погладил птицу указательным пальцем.

— Я вам ее расскажу как-нибудь в другой раз, братец, — сказал он. Скриппс понял. Из кухни через открывающуюся в обе стороны дверь донесся визгливый назойливый смех. Скриппс прислушался. Интересно, не негр ли это смеется, подумал он.

4

По утрам Скриппс медленно идет трудиться на насосную фабрику. Миссис Скриппс смотрит ему вслед из окна, пока он не исчезает в конце улицы. У нее теперь не так много времени, чтобы читать «Гардиан». Не так много времени, чтобы быть в курсе английской политики. Не так много времени, чтобы беспокоиться по поводу правительственного кризиса во Франции. Странный народ эти французы. Жанна д’Арк. Эйва ле Гальен. Клемансо. Жорж Карпентьер. Саша Гитри. Ивонна Прентам. Грок. Фрателлини. Жильбер Селд. «Дайял». Премия «Дайяла». Мэрон Мур. э э каммингс. «Огромная комната». «Ярмарка тщеславия». Фрэнк Крауниншилд. Зачем ей все это? Куда это ее заведет?

Теперь у нее был мужчина. Ее собственный мужчина. Только ее. Сможет ли она его удержать? Сможет ли удержать возле себя? Это вопрос.