Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе

— Сынок, ни одна мудрая книга не даст тебе столько, сколько даст жизнь. Вот выйдешь на широкую дорогу, не раз споткнёшься, потом пойдёшь осторожнее, будешь внимательнее. Город — это тебе не Сакивара. Ты должен быть очень осторожен и сдержан. В городе много кривых и тёмных улиц, а на улицах тех разбойники, и они так могут разделаться с простым человеком, что мать родная его не узнает. Запомни: дьявол никогда не дремлет, поэтому обходи стороной глухие места. Не следует и в трактиры заходить, туда всякие люди шастают. Народ-то в городе разный. Одни одеты в лохмотья, а сердце у них золотое, а иные, разнаряженные в атлас и парчу, кроме грязи, ничего в сердце не имеют. Пока близко не узнаешь человека, не доверяйся ему. И если попадётся тебе на пути тот, кто посулит тебе золотые горы, а сам ничего не сделает — беги от него подальше: как от сквозняка бывает насморк, так и от двуликого беды не оберёшься. Понятно тебе?

— Знаю, отец, ты ведь всё это сотни раз повторял.

— Ничего, мельнице большая вода не помешает, а отроку — наставления. Знаешь — хорошо, а теперь ещё лучше запомнишь. Не надо глупости повторять, а вот мудрость от повторения не обветшает. Вот и послушай, отец тебе плохого не пожелает. Если увидишь — глупцы сладкие речи ведут, обходи их стороной и помни, что только спор и беседы мудрецов заканчиваются миром. Не берись за такое дело, которое будет не под силу тебе… Спишь?..

— Да что ты! Я тебя слушаю с закрытыми глазами, так мне больше запомнится.

— Будь счастлив, если ты правду говоришь! На, глотни винца, и сон как рукой снимет!

— За моё путешествие, за благополучное возвращение, и чтоб счастье и радость я застал здесь! Уф! До чего приятное вино, как бальзам на душу…

— Давай, пей до дна! Только в городе вина остерегайся. Городское вино не такое чистое, желудок только себе испортишь. Вот так! Ну-ка, мать, наполни нам стаканы!..

Мама берёт кувшин, и светлые стаканы краснеют. А отец пришивает хвост последним словам:

— Человеческая жизнь, сынок, может уподобиться капле мёда и девяти чанам горького яду. Но жить всё-таки стоит хотя бы ради этой капли, потому что одна эта капля радости может перевесить все девять чанов горестей. Нечего на меня так смотреть, в твоём возрасте и я не верил тому, но потом жизнь научила. Это я к тому, что в пути тебя ждут горечь и разочарования, но не опускай руки! Помни, что где-то впереди для тебя есть капелька мёда, и стоит тебе её лизнуть, как тотчас же забудешь о прежних горестях. И ещё…

В это время я кивнул ему. Сон смежил мне веки, и я задремал. А отец, кажется, и не собирался кончать свои наставления, и пришлось сделать вид, что внимательно слушаю его.

— И как это у тебя язык не устал? — вмешалась вдруг мама. — Сколько можно говорить? Забыл, что парню надо рано вставать?

Эти золотые слова давно вертелись у меня на кончике языка. Но я был благодарен маме за то, что она опередила меня. Иначе мне снова, в последнюю перед расставанием ночь, пришлось бы обидеть отца. А этого мне совсем не хотелось. Не хотелось брать с собой этот грех в путь-дорогу, ибо отяжелевшее сердце давит на ноги.

Я взглядом поблагодарил маму. Как ясно видит мать всё, что делается в сердце у её ребёнка, словно это сердце лежит у неё на ладони…

Отец виновато замолчал.

Мама убрала со стола и навела порядок, — нехорошо отправлять путника из дому, где царит беспорядок.

Не успел я лечь, как сразу заснул. Мне приснилось, что я сижу на пёстром ковре и плаваю в лазури. Я хочу поймать второй ковёр, но мне не удаётся. На том ковре сидит Гульчина и машет мне. Её улыбкой полны земля и небеса.

Так и летал я всю ночь и не слышал, как родители легли и как встали.

Пятак и два бурдюка

Я поднялся раньше, чем взошло солнце, натянул на себя поношенную чоху, обулся в новенькие чувяки, а на голову наспех нахлобучил дедушкину каракулевую шапку.

Мама с вечера наготовила мне в дорогу всякой снеди: лепёшки с начинкой из лобио, куски варёной свинины, творожники, поросёнка, четыре круга моего любимого молодого сыра да испечённый на глиняной сковороде-кеци румяный хлебец. А отец приволок из погреба маленький бурдючок, при виде которого сердце моё сладостно забилось, но скрывая радость, я ехидно спросил:

— Ты что, на пир меня отправляешь?..

Отец нахмурился.

— Вино, сынок, вовсе не тебе предназначается.

Вот так-так! Меня словно холодной водой окатили, но я не подал виду: хитёр я, сызмальства хитёр.

— А-а, знаю, знаю, куму посылаешь! — Хотя отлично знал, что никакого кума у нас в городе не было.

Глаза у отца стали совсем печальными.

— Мальчик мой, ты ведь знаешь, как туго нам пришлось в этом году. Не смог я скопить тебе денег на дорогу, поэтому и решил дать вино. Нельзя же, чтобы ты нищенствовал в этом проклятом городе. Сказывают, в Кутаиси оно в большой цене. Приедешь, снеси его на базар, а на вырученное купи себе билет до Тбилиси, да и на первое время, думаю, пока работу найдёшь, тебе хватит, если, конечно, будешь с умом тратить.

Я с сомнением покачал головой.