Весна сменяет зиму

К вечеру небо затянули тучи, низкие с серо-синими переливами, раздался далёкий раскат грома, сверкала молния. Надвигалась буря, воздух наполнился влагой и ветер принёс свежий воздух, не отравленный войной. Капитан сидел в зарослях кустарника и жевал листья какого-то растения, которое, как ему показалось, было похоже на остролистник, съедобный и питательный, растущий в этих краях. Он не совсем помнил оно ли это, но вкус был вполне нормальным. В этот момент Зит ассоциировал себя с коровой на лугу, но голод был сильнее предрассудков, найди он сейчас жирную гусеницу, то тут же слопал её, как местный деликатес. Вскоре синева окутала весь небосвод и стало темно, будто ночью, яркие вспышки молний освещали округу мрачным светом, вдали была тишина, фронт молчал уже пару часов. Появилась надежда, что котивы придут в себя и начнут теснить обнаглевшего врага вновь на запад. Но у Чака не было еды для такого долгого ожидания, на траве же долго не протянешь.

Ночью он лежал на куче веток, укрывшись куском палатки, что нашёл у убитых, дождь усердно бил по земле, ветер в яростных порывах гнул ветки, обрывая с них листья. Зит смотрел в окутанное пеленой туч небо. Оно было: и страшным, и красивым. Чёрные завихрения на синем фоне, паутины вспыхивающих молний, и содрогание земли, очаровывали своей мощью. Ни одно оружие человека не обладало такой грозной силой, какой обладает природа, думал он.

В эту ночь голова Чака была, как котёл, в котором варился суп из разных мыслей и мечтаний.

"И что мне делать дальше? Не лежать же вечно в этой сырости, любуясь небом? А что если и прав товарищ покойный Ломер, ведь он не дурак и прожил жизнь не простую, может и вправду стоит думать более ограничено, не забивать свой ум глобальными вопросами, ведь я, и правда, всего лишь винтик в огромном механизме. Может и нужно уже, наконец, играть по правилам, хотя я всю жизнь и играл по ним. Ведь горохрана, армия, все это инструмент Маута и его дружков, я всю жизнь и так подчинялся и выполнял приказы, говорили стрелять, стрелял, бежать – бежал. Всё как они и просили, так в чем же проблема моя, в мыслях? В понимании? Так ни хрена я, как оказывается, не понимаю, я ни лидер, ни мятежник, а лишь простой солдат, офицеришка, коих миллионы, да и менять устройства мира не в моих силах и возможностях, чего я понимаю, как устроен автомат? Как бежать в атаку? Да и всего лишь, они ведь не дураки там, сволочи, но не дураки. Ведь везде в мире так, есть власть, а есть народ, только власть может править, но никак ни народ, что бы они нам не вбивали в наши тупые головы. Да и кому, что-либо менять? Мы сами любим подчиняться, кто бы не был там на верху, нам все равно придётся пресмыкаться. А вступи я в партию? Может и майором стану, потесню засранца Марта, если его, конечно, ещё не прибили. Стану уважаем, Китти на меня по другому смотреть начнёт, ведь я пока для неё так – ничтожество, из жалости меня не посылает, а там может и измениться, что. Но все равно, я не понимаю, как можно жить и служить, зная, что ты всего лишь марионетка, болтаюсь на верёвочках, а партия машет мной, руками моими стреляет и убивает. А выбора то нет, никакого, либо живи по правилам, либо подохни, но мать твою, я уже не хочу, что-то помирать, мне нужна новая встреча, я выберусь из этой задницы: найду её и поцелую вновь! Всё, Чак, решено, мы выберемся отсюда, не ради Маута, партии и прочей чепухи, ради неё, она мой бог, мой лидер, моя партия. И пусть я идеализирую её, но мне так легче, ведь ради кого мне быть ещё на этом свете? Орена нет, даже Ломер погиб, хотя какой он мне друг, ну всё же, он переживал за меня по своему, как отец, наверное, хотя откуда мне знать как отцы переживают за детей?"