Весной в последний раз споет жаворонок

Через несколько лет Йошка Циннер перестал получать удовольствие от судебных процессов. Через несколько лет редакторы газет, издатели и темные личности начали финансировать частное телевидение. В результате началась беспощадная борьба за сетку вещания, то есть за то, какое количество человек какую передачу на каком канале смотрело, — поскольку сетка вещания была напрямую связана с ценами на рекламные ролики. Требовательное отношение к содержанию оказалось существенной помехой бизнесу. И чем дальше, тем больше «ответственные» лица понижали уровень своей развлекательной продукции. Йошка Циннер с его честолюбивыми проектами не имел больше шансов — он просто не получал от телевидения денег на их осуществление. Не имея собственного капитала и находясь в полной зависимости от телеканалов, он стал поставщиком — как и все ему подобные — игр и сериалов, от которых его тошнило, потому что то, что сегодня получало лучшее эфирное время, было до умопомрачения отвратительным и примитивным. Если самый лживый сериал со священником в главной роли имел успех, то сразу же после его показа появлялись от трех до пяти подобных сериалов о священнослужителях. У слабоумных имел успех сериал о враче, — тут же заказывались и в спешном порядке получались каналами, как минимум, полдюжины сериалов о врачах. Частные владельцы завлекали клиентов самым дешевым легким порно, а общественно-правовые организации исходили слезами от сознания того, что вынуждены подчиниться.

Йошка Циннер становился все беспомощнее. Чтобы платить своим служащим и выживать в создавшихся условиях, он стал снимать низкосортную продукцию.

Но не переставал постоянно представлять проекты очень больших, хороших и важных сериалов или фильмов. И постоянно получал их обратно. И должен был и дальше создавать те сериалы, которые от него требовали. Каждое утро, перед тем, как ехать в офис, его стало тошнить. Каждое утро. В течение полутора лет, Ни один врач не мог помочь ему. Один психиатр наконец-то объяснил ему, что никакой он не сложнейший механизм, просто ежеутренне его рвало от отвращения к тому, что опять ожидает его в офисе. По сути дела, от тошнотворной телевизионной развлекаловки, которую он создавал.

Полный отчаяния и злости, хитрый Йошка дал увлечь себя слишком рискованной идеей. В расчете на международный кинорынок он снял совместно с французской кинокомпанией, с лучшим режиссером и лучшими актерами шестисерийный (продолжительностью серий два часа) фильм о взаимоотношениях полов по роману Йозефа Рота.

Он вложил в это дело почти все свое состояние, заложил дом, отдал в залог страхование жизни. Теперь его больше не должно было тошнить по утрам. Однако когда половина сериала была готова, французский партнер обанкротился. На основании маленького параграфа в большом договоре о сотрудничестве готовая половина оказывалась имуществом несостоятельного должника. Йошка Циннер не вернул даже части своих денег.

После жизни, полной стараний, труда и признания, он был уничтожен. В этот момент дал о себе знать телеканал города Франкфурта.

Главный руководитель одного из отделов сообщил, что намерен принять к производству предложенный ему четырнадцать месяцев назад проект сериала о катастрофическом положении мира и финансировать его, только эту тему! Циннер с трудом смог осознать это.

Этот сериал можно спокойно снимать, сказал тот руководитель отдела, который был в таком же отчаянии и разочаровании, что и Циннер, «и именно по причине самоуважения. Чтобы по утрам, бреясь, в зеркале я смог еще смотреть себе в лицо». Начальство фактически шантажировало его угрозой отставки.

Когда договор был подписан, Йошка Циннер обнял и поцеловал свою жену Ирис и сказал:

— Пожелай мне ни пуха, ни пера, дорогая! Это мой последний шанс. Если что-то не получится, то мы повесимся из-за моих долгов. Это самый-самый последний шанс. Второго такого не будет.

— Кто-то знает о чем-то страшном? — спросил Йошка Циннер. — Значит, среди нас один предатель.

На этот раз на нем был костюм из голубого шелка, сшитый в ателье мод, булавка с бриллиантами пронизывала концы высокого воротника белой рубашки, в манжетах рукавов виднелись бриллиантовые запонки в форме четырехлистного клевера. Гиллес знавал Циннера еще в те времена, когда тот покупал самые дешевые товары. Тогда он был счастливым человеком, который не выплачивал «третьей части гонорара».

— Замечательно, — продолжал Йошка в характерной для него суетливой манере. — По мнению фрау адвоката, есть предатель. Среди нас. Охотно послушаем. Сердце радуется. Как вы дошли до этого, дама? Обида для всех. Это не может нравиться. Следует сразу же уйти. Йошка Циннер уйдет немедленно. Что будут делать другие, ему все равно. Чрезвычайная наглость. Целую руку, уважаемая милостивая фрау!

Он направился к двери.

— Господин Циннер! — тихо сказала Мириам.

— Что такое?

— Я не говорила о предателе.

— Нет, сказали!

— Нет.

— Нет — что?

— Я лишь заявила о своем убеждении в том, что за всем, что здесь происходит, кроется тайный смысл и что один из нас об этом смысле знает, а именно — о чем-то страшном.