Только не это. Химия, конечно, сработает безотказно, в этом он уверен, и занятие любовью явится высшим пилотажем, только – нет. Потому что он не готов ни к каким отношениям после Элены, даже к краткосрочным. И уж тем более не с той, на кого недопустимо чутко реагирует не химия, но что-то глубже. Он много лет жил с болью в груди, только-только начал отвыкать от черного настроения и сделал это вовсе не для того, чтобы вспомнить, каково это – страдать.
– Нет, Веста, извини.
Грубо. Но честно.
«Продолжения не будет».
Она забетонировала взгляд до того, как он успел заметить в нем боль, которая, несомненно, была. Она только что предложила себя мужчине – на этот раз тому, который ей нравился, – и получила отказ. Какая разница, что прямой и честный, болезненный оттого не меньше.
И ему бы что-то сказать, как-то сгладить, подстелить, но поздно. Сейчас она скажет: «Такси я вызову сама, не парься».
Но Веста, отложив нож и подхватив с земли куртку, сказала другое:
– Увидимся тридцатого.
Кей вдруг подумал, что последний удар ножа, прилетел не манекену, а ему самому в спину.
Она уходила.
Он сделал правильно, как хотел сам, как решил. И чувствовал себя препогано.
Уже давно уехала забравшая ее от ворот машина, укатилось освещать другие земли солнце, повисли за стенами дома сумерки.
А Кей так и сидел в темноте на диване перед выключенным телевизором.
И почему-то не пил.
Глава 4
Он набрал Весту с самого утра – сам не знал, что собирается сказать, лишь чувствовал, что все неправильно.
Звонок сбросили.
Следующую попытку предпринял в обед – длинные гудки, еще, еще, еще. Бесконечные. Она запряталась в особняке и больше не собиралась из него выходить. Кей подготовил речь про себя, про Элену – какие-то путанные объяснения про душевную боль, которые ей, наверное, были не интересны.
Еще один звонок в четыре. Без ответа.
В пять Веста отключила мобильник. Кей чертыхнулся.
В начале седьмого он стоял у ворот особняка и слушал прохладную и лаконичную речь охранников о том, что «до тридцатого пускать не велено».
«Не велено…»
Разочарование смешалось с раздражением. Конечно, треп – это пустое. Ну, рассказал бы он ей, как боится новых жизненных потрясений, как отвык от них, что не желает новых. Кому стало бы легче – ему, ей?
Прожить можно и без никчемной и пустой болтовни.
Отвергнутый, он сел в машину, захлопнул дверцу и поехал домой.
Успел заметить, как на втором этаже гостиной шевельнулась занавеска.
А в девять вечера понял, что рассматривает план строения номер два по Ривван-авеню – дома Фредерика. Входы-выходы, заборы, пробивает модель системы тревожного оповещения, ищет расположение камер…
«Зачем? Ведь уже понял, что болтовня не нужна».
Но почему-то заводился все сильнее.
«Четтер, блин, – лучшие охранники в Пайнтоне». А он не Кей Джеронимо, если не сможет обойти их тихо. Веста не порадуется, если он уложит их всех.
Похоже, собирается.
Зачем?
А вместо ответа изнутри смотрит на него знакомый упертый парень – тот самый, который жил в нем до войны. С настоящим мотором внутри – не затхлыми шестернями, а блестящими поршнями, – уверенный, сильный. Кей и забыл, что был таким. Если сейчас он поддастся логике или страхам, то навсегда останется калекой, уже не вернется к себе прежнему.
Какая разница, зачем он туда идет, если это ощущается правильным?
«Как же лучше обойти охрану?»
Веста его не ждет.
Точнее, ждет. Но не надеется увидеть.
Ему вдруг стало хорошо на душе, легко – будто временно спала тесная шкура из сомнений. Он пойдет туда, потому что хочет пойти, потому что вновь научился действовать по наитию и исходя из своих, а не чужих желаний. А на логику плевать – надоела. Он руководствовался ей, когда уходил воевать. Теперь – к черту!
С собой два пистолета и два ножа, а также сонные дротики. Если он прав, если все пройдет хорошо, одного должно хватить. Потому что на заднем дворе густая живая изгородь, но в ней есть брешь – он заметил ее еще в прошлый визит (привычка). От изгороди до черного входа метров десять, но на пути есть дерево, и, значит, тень. С крыши патрулирует только один, по периметру еще двое. Остальное – камеры.
Машину, чтобы не светилась, Кей оставил за квартал отсюда.
Дальше – собранный и гибкий – двинул пешком. На часах начало одиннадцатого. Стемнело.
Странная возня во дворе началась затемно – я уже лежала с закрытыми глазами. И вдруг послышалось, что зашипела снаружи рация: «Проверь за углом». И ответ спустя секунд тридцать: «Чисто».
Наверное, бдят охранники. Правда, обычно они делают это тише.
Дальше спокойные пара минут, в течение которых я лежала без настроения и без мыслей. Я вообще решила, что отныне думать буду как можно меньше. Устала додумывать, домысливать и расстраиваться. В мире пятьсот миллионов вещей, которые желают, чтобы я расстроилась, и всего одна минута, чтобы расслабиться, – эта. Я научусь спокойно спать и спокойно жить, я научусь не думать о том, о чем не хочется…
Чей-то сдавленный крик снаружи.
Показалось?