Ветер богов

— А вот и Манила показалась, господин унтер-офицер! — прервал его мысли голос Савады.

Быстро промелькнула городская окраина — скопище хибарок из фанеры, жести, досок и разной рухляди. Нищета, обнаженная и кричащая, смотрела из подслеповатых окошек лачуг. Нищета была на лицах копошившихся в мусоре детей с рахитичными ножками и вздутыми животиками.

“Пикап” скользнул по дуге моста, переброшенного через канал, и они попали словно бы в другой мир — сытый и благоустроенный. Белые особняки прятались за изгородями из цветущих кустарников. В садах пестрели цветы.

Навстречу стали попадаться нарядные автомобили, экипажи-калесы. Изысканно одетые пассажиры свысока посматривали по сторонам.

— Вот для этих «Азия для азиатов» — вещь понятная, — не удержался Савада.

Промелькнул отель “Космополитэн”, и “пикал”, минуя гостиницу “Манила”, свернул к набережной. Путь грузовичку преградил полицейский патруль. С десяток легковых машин ожидали, когда разрешат проезд. Через несколько минут мимо стремительно пронесся черный лакированный лимузин и свернул к отелю “Манила”.

За зеркалыным стеклом мелькнуло холеное лицо старого японца.

– “Ниссан”, — завистливо посмотрел вслед лимузину механик. — Начальство какое-то!

Разница между роскошным лимузином и потрепанным “пикапом” свидетельствовала об огромной дистанции, разделявшей пассажиров.

5

В отеле “Манила”, на втором этаже, в апартаментах командующего четвертым воздушным флотом генерал-лейтенанта Томинаги Кёдзи все находились в тревожном ожидании. Генерал прохаживался по кабинету, который ему порядком осточертел. Когда-то он тешил себя тем, что этот отель прежде быт резиденцией самого Макартура — командующего американскими войсками на Филиппинах. (Газеты в США именовали его “Наполеоном лусонским”). Теперь это обстоятельство лишний раз напоминало о том, что прежний хозяин может вот-вот вернуться.

Пал японский гарнизон на острове Гуам янки захватили важную базу — остров Сайпан, атакуют Окинаву. Войска японской армии выбиты из Северной Бирмы. Самолеты “Б-29” бомбардируют Токио. Особенно беспокоило генерала то обстоятельство, что главная ставка объявила Филиппины ареной решающей битвы за Восточную Азию, когда войска врага уже на острове Лейте — в самом центре архипелага. Генерал пребывал в убеждении, что летчики четвертого воздушного флота сделали всё, что могли, для победы, но моряки и пехота действовали против вражеских десантов бездарно. Кёдзи с досадой признался, что не знает, что может теперь изменить ход событий. Очень неприятная ситуация. Подойдя к шкафу, генерал достал бутылку минеральной воды “Томин” — война войной, а про больной желудок забывать не следует — и вызвал адъютанта. Дверь тотчас же бесшумно отворилась, и в кабинет вошел майор Кобаяси.

— Проверьте, вышла ли машина с уполномоченным из порта?

— Наполнено, ваше превосходительство! — почтительно доложил адъютант и, взглянув на часы, добавил: — Через пять минут господин уполномоченный прибудет к штабу!

— Что же ты молчишь?

Едва командующий и его адъютант вышли из дверей отеля, как у подъезда, мягко зашуршав шинами, остановился черный “ниссан”. В лице пассажира, медленно вылезавшего из машины, угадывалось родственное сходство с генералом.

Кёдзи, поклонившись старику и втягивая в знак почтения воздух, произнес:

— Со счастливым прибытием в Манилу, дорогой дядя. Я счастлив видеть вас бодрым и здоровым.

— Здравствуй, племянник! Куда ты меня поведешь?

— К себе, конечно. Прошу сюда, второй этаж! — и командующий поспешил сам открыть дверь.

Старик шел бодро, и, глядя на его крепкую спину, генерал удивлялся: откуда в таком возрасте берутся силы? Трудно было угадать причину приезда дяди в столь опасное время. Ведь старик не любил тревог и острых ощущений. То, что дядя прибыл в качестве уполномоченного управления сводного планирования при кабинете министров, ни о чём ещё не говорило. Одно Кёдзи усвоил — дядя всегда появляется там, где есть возможность приумножить своё состояние. Недаром разоренные конкуренты называли старика “тако” — осьминог. О нём говорили, что он сказочно богат, хотя точных размеров его доходов никто не знал.

Когда дядя и племянник вошли в кабинет, гость жестом отпустил секретаря и адъютанта, не оборачиваясь даже, чтобы проверить, понят ли его приказ. Он уселся в кресло родственника, который продолжал подобострастно стоять перед ним.

— Садись, племянник! — сказал гость. — И не предлагай мне сейчас ни еды, ни постели. Я прибыл не за этим.

— Конечно, конечно, дорогой дядя. Я понимаю, что только исключительно важная причина заставила вас предпринять столь длительное путешествие. Я беспокоился за вас…

— Да, за последние пятнадцать лет я не покидал Найчи.

— Я знаю, добротой дядя! И особенно высоко чту милость и внимание, оказанные вами моей скромной и недостойной особе.

— Вот именно из-за твоей особы я и прибыл сюда! — проворчал старик.