Ветер богов

…На следующее утро трое вновь прибывших представлялись командиру эскадрильи капитану Уэде. Капитан уже знал о них и был доволен, что в его распоряжение попали опытные авиаторы. Успехи и неудачи своей эскадрильи Уэда воспринимал очень болезненно. Он был офицером запаса, и всего два года назад его призвали, оторвав от должности инженера в управлении Южно-Маньчжурской дороги. Остальные кадровые офицеры отряда не раз подчеркивали при нём различие между офицером из запаса и кадровыми военными.

Уэда невидимыми за темными очками глазами с любопытством рассматривал новичков, расспрашивая их о степени подготовки каждого. Потом, улыбнувшись, спросил:

— Это вы, унтер-офицер, вчера столкнулись с Нагано?

— Так точно! — не удивился осведомленности командира Эдано.

— И удалось усмирить этого буяна?..

Капитан знал, что Нагано — осведомитель жандармерии, и в душе недолюбливал грубого и жестокого унтер-офицера.

— Вы назначаетесь командиром звена, — сообщил он затем Эдано. — В звене, кроме вас, младшие унтер-офицеры Адзума и Мунаката. Механика своего возьмите к себе. Всё!

— Опять мы вместе, друг! — не удержался от радостного возгласа Савада, когда они вышли из здания штаба. — Хвала богам! Опять ты истребитель!

Вечером Адзума, улучив момент, когда Эдано остался один, подошел к нему:

— Я очень рад, командир, что буду служить с вами. Многие довольны тем, что вы проучили Нагано. Но учтите: этот тип способен на любую пакость.

— Пусть поостережется задевать меня. А каков наш капитан?

— Господин капитан Уэда? Офицер запаса. Призван в войну. Строг, но… лучше, чем другие.

— А вы до армии кем были?

— Я, командир, был студентом. Только прошу вас: всё-таки остерегайтесь Нагано!

…Потянулись будни, заполненные тренировками. В томительно скучные дни отдыха летчики иногда отправлялись в город, где немало было ресторанчиков, публичных домов и других притонов.

Вернувшись, обитатели казармы обычно хвастали своими “мужскими” подвигами. Здесь это выглядело ещё циничнее, чем когда-то в рассказах Иссумбоси, Момотаро и остальных, чьи имена теперь среди тех, кому поклоняются в храме Ясукуни. Их души там, в вышине, ищут его душу. И не находят…

Взволнованный подобными мыслями, Эдано выходил на свежий воздух и долго курил, пока не начинал дрожать от холода.

Ни с кем из новых сослуживцев близко Эдано не сошелся. Савада держался в стороне, чтобы не обнаружить своей дружбы с пилотом.

Пожалуй, самым симпатичным казался пилот Адзума. Казарма ещё не выбила у Адзумы человеческих качеств. Он был способен думать не только о полетах, жратве, отдыхе и солдатских борделях. Оказывается, бывший студент писал стихи. Эдано догадался об этом по разговору с Нагано, неудачно острившим, что певчие птахи не способны стать коршунами.

Однажды вечером Эдано, выйдя из казармы, увидел одиноко стоящего Адзуму.

— Послушай! — неожиданно для себя обратился он к Адзуме. — Ты действительно пишешь стихи?

— Да. Но они так плохи… Пишу для себя. Как Нагано об этом дознался — ума не приложу. Мне кажется… — понизил голос Адзума, — по-моему, он рылся в моих вещах. Может добраться и до ваших.

— Пусть! Голому нечего терять! Прочти мне что-нибудь. Что самому нравится.

— Хорошо, — согласился Адзума. — Слушайте!

Коль печень съешь врага –

Сырую, с теплой кровью,

То, чуждый жалости,

Ты покоришь весь свет!

Эдано удивленно посмотрел на Адэуму, плюнул и молча пошел прочь от него. Тот растерялся… Потом бросился следом за Эдано и схватил за локоть.

— Простите, командир! Я неудачно пошутил. Это стихотворение я недавно прочел в журнале.

— Хороши шутки, — недовольно проворчал Эдано. — “Покоришь весь свет”. Чепуха какая!

— Ещё раз великодушно простите меня, командир. Я понимаю, такие танка[19] годятся только для Нагано и подобных ему. Вам я прочитаю свои стихи.

Адзума поднял голову и точно про себя начал:

Когда ты спросишь, как теперь я сплюНочами долгими один, — одно отвечу:Да, полон я тоскиО той, кого люблю,Кого со мною нет, кого нигде не встречу!

— Хорошо! — тихо отозвался Эдано. — Ещё, пожалуйста!

Вдруг незаметно для меня

С крупинками песка слеза скатилась…

Какой тяжелой сделалась слеза!

Наш поцелуй был так долог!..

Наш поцелуй прощальный был так дорог!..

На улице, среди глубокой ночи…

Адзума прочел ещё несколько строф и замолк. Стихи его прозвучали для Эдано как музыка. Перед ним возникло бледное лицо Намико в ту памятную ночь. “Как она там, как дед?” — подумал он и тут же отогнал от себя эту мысль. Он старался не думать о любимых и близких… Они далеко… Зачем растравлять сердце!

“Наш поцелуй прощальный был так долог”, — повторил он про себя и, улыбнувшись, посмотрел на Адзуму, который с тревогой ожидал, что скажет ему Эдано.