— Гляньте парни! Это же Франтишек Мячвак!
— И как только эта курва посмела здесь появиться?!
— Предатель!
— Сами вы предатели! Я остался верен присяге, а вы… А от вас господин подполковник Амбруш я вот такого не ожидал. Как вы могли дезертировать в такое время?!
— Мне не в чем себя упрекнуть. И перед вами ротмистр я отчитываться не собираюсь.
— Что, гад, вместе с генералом Пуланихом лижешь сапоги бошам?
— Сами вы гады! Лижете зад польским мерзавцам, отобравшим у нас Ораву, Спиш и Тешинию. Такие же, как вы трусы из 64-й летки перегнали в июне в Польшу четыре машины. Но ничего! Дождётесь! Скоро ваша ср. ная Польша, наконец-то, сама отведает не только бошевской, но словацкой стали!
Дальнейшие фразы, сказанные на языке Чапека и Гашека, стремительно соскочили с литературной речи на сленг представителей дна некогда единого чехословацкого общества. Рядом за этим зрелищем с интересом наблюдали улыбчивые мужчины в щегольских кожаных куртках с автогоночными шлемами подмышкой. Сначала Павла и не думала вмешиваться. Она с трудом понимала смысл закипающей дискуссии, но когда градус оскорблений зашкалил, и готов был перевести спор в настоящую потасовку, все-таки решила вмешаться на своем 'командном немецком'. При этом о только что понесшей урон чести Польши она думала в последнюю очередь…
— Офицер! Немедленно извинитесь!
— Это еще кто там?
— Я второй лейтенант Адам Моровски. А вы сейчас позорите словацкую авиацию своим недостойным поведением.
— Будь ты постарше, я заставил бы тебя подавиться своими словами, молокосос! Кто ты такой чтобы…
— Всего лишь человек, который умеет себя вести в гостях. Если вы офицер другой страны, то соблюдение приличий за границей вообще должно быть одним из ваших главных достоинств.
В этот момент еще один словацкий офицер с каменным лицом, что-то выговаривая на ухо забияке ротмистру, утащил его в направлении хмуро взирающего за недавним цирком словацкого полковника. Подошедший Людвик Будин, молча, пожал руку 'защитника чести словацкой авиации', и увел все еще возбужденных чешских пилотов в кафе. Павла осталась одна. Но ее одиночество продлилось недолго, в нескольких шагах от нее с улыбкой замер высокий блондин в куртке гонщика. За спиной у него маячила та сама группа спортсменов явно направлявшаяся на обед…
— Эй, герр летчик! Разрешите выразить восхищение вашему ораторскому таланту, и заодно поинтересоваться откуда вы? Вы ведь не немец, но ваш немецкий довольно хорош.
— Адам Моровски по отцу Пешке. Приехал из Чикаго.
— Вили, чего ты привязался к человеку? За что им восхищаться, когда он лишил нас такого замечательного зрелища?!
— Заткнись Рудди.
'Чего это тут делают немцы? По одежке видно, что автогонщики, но какого хрена они тут в Шербуре? А этому блондину от меня что-то нужно. Печенкой чую…'.
— Погодите ка парни. Я где-то уже слышал эту фамилию.
— Это коньячные пары, рождают в твоем черепе ложные воспоминания.
— Нет, точно вспомнил! Победитель свободной формулы Северных Штатов. Так это ты тогда уделал Робертса и Шоу в Лэнсинге?!
— Хм. Новичкам иногда везет…
— Парни, он тоже гонщик! А все гонщики мира одна большая семья. Тащите его за наш столик! Где эта скотина Манфред?!
— Простите господа, но меня ждут мои спутники…
— Мы не украдем вас надолго. Окажите нам честь герр Пешке.
— Хм. Ну ладно, пойдемте.
И под нескончаемым водопадом шуток этой спортивной тусовки, Павла сама не заметила, как оказалась за столиком в кафе. Чехи сидели в другом углу зала, и она махнула рукой Будину, что скоро подойдет.
Когда обильный французский обед был уполовинен, на Павлу насели с расспросами.
— Расскажите нам про ту победу, герр Адам.
— Да ничего особенного. Сначала мы гоняли по прямой на милю, потом по кольцу…
— А что там было с вашим вылетом с трассы?
— Да просто… Не вписался в поворот. Пришлось перепрыгнуть на 'Терраплане' через кусты. Думал, что уже сошел с дистанции, но на всякий случай доехал до конца. Вот и все.
'Чего-то они к той нашей, в общем-то, вполне рядовой гонке привязались? Их же немецкая команда только что Гран-при выиграла. Так что, какая-то там заштатная Чикагская гонка против такого бренда точно не пляшет. Мдя-я. Странно все это…'.
— Счастливчик! Мог ведь и перевернуться.
— Да, нет. Это было не слишком опасно.
— Не скромничайте, Адам, вы молодчина! Представляете друзья, оказалось, что ему не хватило всего полуметра до нарушения?!
— Розенмайеру в 38-м тоже не хватило как раз такого полуметра на дороге в Дармштадт, чтобы в живых остаться.
— Да Берндту тогда не повезло. Но, дорогой Адам, среза'ть трассу… Гм…
— Брось Рудди. В любом случае Адам боролся до конца и победил! Чувствуется наш, немецкий характер.
— Адам, а вы хотели бы попробовать себя в Больших Гонках?
— Право, даже не знаю, герр Браухич…
— Адам, не спешите! У вас есть серьезные перспективы. Думаю, мы могли бы вас взять запасным гонщиком на Гран-при. Ну, так как?
— Благодарю, но на ближайшие годы, участие в гонках не входит в мои планы.
— Почему?! И как же та ваша идея с рекордом скорости в Бонневиле?
— Это все тоже отложено до лучших времен. Извините господа, но меня ждут.