Ветер надежды

Павла не спеша подходила все ближе и ближе. Ствол револьвера выплясывал в руке мальчишки. Когда до него оставалось полтора шага, она с шагом плавным самбистским движением захватила ствол пальцами левой руки. Одновременно развернув его в небо и уведя в сторону от себя, рука монгольского ветерана неторопливым движением выкрутила оружие из обмякшей детской ладони. Однако для мальчишки все это произошло слишком быстро, он охнул и застонал. Еще через несколько секунд его рука была нежно заломана за спину, в лучших традициях задержаний советской милиции. Парень молчал, но зубы его выбивали громкую дробь. К Павле во всю прыть бежал ее напарник, на физиономии которого плескалась подростковая обида.

'Ну, я и дура! Ведь мог же, и выстрелить, гаденыш. Что это со мной сегодня? Или я уже так в 'Софьином прогнозе' уверилась, что могу теперь без страха с моста в речку сигать? Бред какой-то. Прямо как быку красной тряпкой мозги выключили. Как увидела его стрельбу, так сразу, и соображать перестала. Мдя'.

— Вы в порядке, мистер? Он не попал в вас?

— Господь миловал! Если бы не вы, мистер, он бы мог нас застрелить.

— Это вряд ли. А ты как, парень?

— Спасибо вам, мистер. Я просто очень испугался.

— Это нормально. А теперь я хочу узнать от тебя о причинах этой… Гм… ссоры. С чего все началось?

— Да ни с чего! Просто пристал ко мне и все.

— Тебя ведь зовут Курт?

— Да, мистер.

— Курт, я умею отличать правду ото лжи. Говори по совести, что тут у вас случилось?

— Расскажи ему парень. Ты же видишь, это хороший мистер.

Несколько минут Павла выслушивала сбивчивый рассказ о дворовых разборках, силясь понять расклады. Главное что она смогла вычленить, это тихое противостояние германской и итальянской общин Милуоки. Итальянцы почитали местную 'Семью' хоть и живущую особняком, но тяготевшую к 'Чикагскому синдикату'. Немцы жили дружно и поддерживали связь со своей Родиной. Взрослые давным-давно поделили между собой основные сферы интересов, но на периферии разделенных зон все еще случались мелкие разборки. Одна из них ненавязчиво коснулась и детей. Забежавшего на чужую территорию 'чико' прижали в углу несколько 'киндеров', что оставило неизгладимый след в ранимой итальянской душе. В этот момент пересказ 'мыльной оперы' был нагло прерван…

— Эй, легавый! Отпусти мальчишку он со мной!

За спиной у обочины застыла пустая машина. Рядом с ней стоял высокий тощий парень лет двадцати.

'А вот и пастух этого 'чико' нашелся. Только что-то уж очень он невзрачен для настоящего Биг Босса'.

— А сам-то ты кто?

— Тебя это не касается! Я служу Дону Валлонэ. И это тоже его парень.

— Да ты что! Как интересно! И что, Дон Валлонэ приказал ему пойти в парк, и начать стрелять по людям?!

— Не твое дело! Отпусти парня!

— Отпустить, иначе что?

— Ты ложишься поперек рельс, мистер. Мы раздавим тебя и даже не заметим.

'Блефует щегол. По глазам вижу. Никто им ничего такого не разрешал. Надо разруливать проблему, пока они тут из-за пары этих засранцев городскую войну не устроили. Ненавижу всю эту гопоту!'.

— А вот мне думается, что вы с ним оба занимаетесь самодеятельностью. Дон Валлонэ уважаемый человек. И он не станет отдавать таких глупых приказов. Предлагаю съездить к нему, и обсудить сложившуюся ситуацию.

— Да кто ты такой, чтобы назначать встречи самому Дону Валлонэ?

— Я Адам Моровски. И этим все сказано! Если ты ничего обо мне не знаешь, то это свидетельствует, лишь о твоей провинциальности. Короче, или ты устраиваешь мне встречу с твоим Боссом, или 'чико' отправляется в полицию. Свидетелей его стрельбы здесь приличное количество. Его родителям понравится бегать по адвокатам.

Сзади прямо в ухо раздался змеиный шёпот Терновского. Но Павла, необорачиваясь, ответила ему в тон.

— Адам ты идиот! Они съедят нас на завтрак. Ты сейчас завалишь всю нашу работу!

— Заткнись Анджей! Если это дело нормально не разрулить, то завтра по Висконсину и двум соседним штатам начнется немецко-итальянская 'зарница', в которую могут ненароком втянуться и те, к кому мы приехали.

— Отпусти парня легавый, и мы с ним забудем, что тебя видели.

— Значит так, 'капито'. Мне плевать на твои обещания. У тебя ровно двадцать минут, чтобы обо всем договориться с Доном Валлонэ. Встречаемся в кафе на площади напротив полицейского участка.

Павла хмыкнула. В её сторону на этот раз уставился ствол слегка устаревшего 'Браунинга'.

— Легавый! Я даю тебе шанс остаться живым…

— А я даю тебе шанс уйти отсюда тихо и с твоей пушкой. Упустишь этот шанс, струнцо, пеняй на себя…

'Не верит мне двоечник. Ладно. Хорошо хоть Анджей заткнулся, и держит того мелкого 'чико'. Наконец, мои руки свободны. Ну, сейчас я объясню ему смысл жизни. Тут тебе не Палермо, приятель…'

***