Сидрак Тортран, всё это время не смевший и носа показать из своего фамильного замка в Кватране, сегодня объявился и, стоя рядом с матерью, с презрительной усмешкой поглядывал на тело безвременно усопшего дядюшки. Его здоровый румянец на круглом лице резко контрастировал с бледностью Ортении, уже неделю плакавшей у гроба любимого брата.
Семейство Освелов занимало почётное место как раз напротив возвышения. Глава семейства в чёрном сюртуке с серебряными пуговицами тяжело опирался на золотую трость с рукоятью в виде головы волка с оскаленной пастью, сверкавшей рубиновыми глазами.
Галиган стоял по правую руку от отца и откровенно скучал. Если бы не строгий выговор отца, он ни за что не появился бы здесь. Чем нюхать вонь высокопоставленного покойника, он предпочёл бы завалиться сейчас в постель, под бочок к какой-нибудь очередной шлюшке. И нюхать у неё между ног.
Лея чуть повернула голову и вздрогнула, поймав направленный на неё пристальный взгляд тёмно-серых глаз. Юноша смотрел, почти не мигая, и было в этом взгляде столько неприкрытого восхищения, что Лея смутилась и быстро отвела глаза. Этого ещё не хватало! Раньше Хайрел Беркост никогда не проявлял к ней особого внимания. К тому же он был давно и безнадёжно помолвлен с Бедиттой Марталь, младшей дочерью министра денежных дел, и их брак был делом уже решённым.
Девушка нашла глазами Самуса Марталя и стоящую рядом Бедитту. Не в меру пухлая девица с круглым прыщавым лицом отдувалась в чёрном платье со слишком тесным корсетом и интенсивно обмахивалась огромным кружевным платком. Лея усмехнулась – Хайрел отхватил ту ещё красотку. А чего он ожидал – денежный мешок не может быть стройным… Правда, Хайрел особо и не торопился жениться, гуляя напропалую со всеми доступными женщинами.
Великий найтор затянул очередной гимн, и двери пирамиды закрылись, отгораживая всех присутствующих от внешнего мира. Стройный хор подхватил мелодию, и все собравшиеся отошли от гроба, давая возможность последнему лучу солнца осветить покойника. С улицы донеслись мерные удары в гонг, и все в Зале затихли. Великий найтор подошел к Палию, сложил руки в пирамиду и, беззвучно прошептав последнюю молитву, закрыл лицо Повелителя покрывалом.
Тихо запела флейта, и возвышение, на котором стоял гроб, начало медленно опускаться, погружаясь в нижние этажи пирамиды. Самый последний этаж служил усыпальницей для знатных господ Нумерии, где они, в тишине и холоде, среди мраморных статуй и серебряных цветов, обретали, наконец, Вечный Покой.
Вернувшись в свою комнату, Лея долго стояла у открытого окна, вдыхая свежий морской воздух. Её одежда и волосы пропитались запахом тлена и ароматических масел, но она не замечала этого. Её больше волновало, что же мог означать тот пристальный взгляд Хайрела Беркоста.
Решив, что сегодня она слишком устала, чтобы строить предположения, Лея подошла к столу и, вытащив из тайника в верхнем ящике сложенный вчетверо листок, взяла перо и твёрдой рукой вписала в него ещё одно имя – Ортения.
Рубелий
Рубелий, как дикий зверь, метался по своей комнате. Его глаза пылали яростью, а из брызжущего слюной рта непрерывным потоком неслись грязные ругательства, весь смысл которых сводился к тому, что он, Рубелий Корстак, единственный законный наследник трона Нумерии, ни за что не станет кланяться в ноги этой заморской шлюхе, которая и припёрлась-то из своей вонючей помойки только для того, чтобы облапошить этого рогоносного придурка и уморить его. А теперь, выставляя напоказ непонятно кем заделанное ей брюхо, раскатала губу и мечтает прибрать к рукам всю эту поганенькую страну.
А этот недоносок Грасарий, вместо того, чтобы поддержать его, законного наследника, открывает свою пасть и требует создания опеки над ещё не родившимся наследником!
Мирцея сидела в широком кресле, обитом тёмно-вишневым бархатом, и отрешенно следила за своим мужем, чувствуя, как в её душе нарастает раздражение. «Боги, Боги, как же он похож на своего умершего братца. Такой же толстый, шумный, с такой же красной рожей и потной лысиной, с таким же убогим мозгом… И такими же ветвистыми рогами…»
Последнее её весьма позабавило, и она весело расхохоталась. Рубелий встал, как вкопанный и, уставившись на смеющуюся жену, заорал:
– Что смешного я тут сказал? Ты, курица, с задницей вместо мозгов! Ты что, не слышишь, о чём я говорю? То, к чему я стремился все эти годы, над чем работал, не зная ни отдыха, ни сна, само плывёт в руки грязной шлюхе, умеющей только вовремя раздвигать ноги! Мардих уже ходит, выпятив грудь, петух паршивый, даже поклониться не соизволит! И это мне – брату Повелителя и без пяти минут Повелителю! Стоит этой корове родить мальчишку, и всё – можешь собирать горшки с подштанниками и выметаться из дворца вон, к овечьим пастухам в лачугу!
Мирцея с побледневшим лицом, с которого за время очередного приступа мужниного многословия исчезла вся весёлость, резко встала. Подойдя к нему вплотную и глядя снизу вверх своими холодными глазами, она тихо заговорила: