Ветер с океана

Алексей с Крыловым приехали в одну из крохотных артелей, прикрепленных к МРС — девять дворов, четырнадцать мужчин, способных тянуть сети: команда на два траловых бота. Всего таких артелей было четыре по обоим берегам залива, двадцать восемь дворов, от первого до последнего — сотня километров по суше, километров двадцать водой. А рядом обстраивались полевики и животноводы — переселенцы занимали отремонтированные дома, в конюшнях ржали кони, по полям бродили крупные породистые коровы — люди оседали всерьез.

— Вот где новая жизнь устраивается, — сказал Крылов. — Разве выманишь кого на воду?

Над неспокойным заливом неслись хмурые тучи, то моросило, то переставало. На бревне у воды сидел рыжий человек и не отводил глаз от пустого простора. Алексей спросил, на что он загляделся.

— Красотища какая! — тоскливо сказал переселенец. — И есть кому-то счастье — плавают, рыбачат…

— И вы можете плавать. Рыбы здесь хватает, рыбаков мало. Идите к нам в рыболовную артель.

— Кто же меня теперь отпустит? — с унынием сказал переселенец. — Аванс взял, корову, жилье дали… Судьба наша — земля, а не море.

— Переменим судьбу! Вас как? Петр Кузьмич? Просите моего товарища, Матвея Ивановича Крылова. Он человек влиятельный и богатый — и направление переоформит, и аванс вернет, и с коровой и жильем наладит.

— Матвей Иваныч! — сказал переселенец. — Сделайте одолжение!

Он даже умоляюще сложил руки. Алексей с усмешкой посмотрел на Крылова. Тот пробормотал, что подумать можно.

— Люди на рыбу нужны, — сказал он неопределенно. — Бросаем людей на рыбу, бросаем людей…

— И меня бросьте, Матвей Иванович, — просил Куржак. — А к вам куда идти?

Крылов беспомощно оглянулся на Алексея. Инструктор коварно посмеивался. У Крылова не хватило духу признаться, что он пока не имеет никакого отношения к рыбным делам.

— Идти?.. У вас Добролюбово? Следующий поселок — Некрасово. Вот там откроем контору, туда и приходите.

После Крылов сердито выговаривал Алексею:

— Женил!.. Влиятельный, богатый! Где богатство? Где влияние?

— Все будет, Матвей Иванович. — Алексей не переставал смеяться: так хорошо получилось. — Сам видишь, с рыбаками устроится. А что контору надумал открывать в Некрасове, одобряю. Место хорошее, там и колхозную пристань возведем.

С того дня прошло немало лет. В открытое море лесовика не выпустили, но в заливе Куржак стал лучшим промысловиком. А в памяти Алексея навсегда запечатлелось лицо немолодого переселенца — умоляющее, растроганное красотой водного простора. Он не изменился, рыжий рыбак. Море по-прежнему было страстью души, не рабочей площадкой, как у его сына. И Алексей понимал, как жестоко Кузьма оскорбил отца. Все, что не удалось совершить самому, достигнет сын, так думалось отцу. А Кузьма нашел в море лишь профессию, саму по себе неприятную, но годящуюся для самовозвеличения. Отец — мечтатель, сын — честолюбец… Мечтатель и честолюбец? А, может быть, лучше сказать по-другому? Люди разных времен, эти двое, отец и сын. Кузьма — практичен, он ищет в своей работе, неважно, какая она, только пользу для себя лично. А что польза эта не деньги, не высокие должности, а почет среди товарищей, возможность погордиться перед ними, возвыситься над своим окружением — вопрос характера, такой уж это человек, Кузьма Куржак, что лишь превосходство над другими его влечет. С неменьшей охотой он пошел бы не в рыбаки, а в шахтеры, рудари, металлурги, сельские механизаторы, если бы увидел, что и там быстро заслужит такой же почет. Для этого человека его труд — средство возвышения. А для отца работа — призвание. Этот старый рыбак в труде своем нашел осуществление глубоких порывов души. Может, и не надо так выспренно говорить, слишком уж получится по-газетному, но ведь это правда: его труд — творчество. Завтра, наверно, труд каждого будет творчеством, каждая работа будет совершаться по призванию, а старик требует, чтоб это уже произошло сегодня, негодует на сына, что он не таков. Нет, пока еще рано требовать этого ото всех. Сегодня профессия не всегда подбирается по душе — часто идут, куда требуются работники, а не куда хочется. Да и всем ли заранее мечтается, кем быть? Слесарем или летчиком, агрономом или врачом? Всякая профессия хороша, если нужна, выполняй только, честно дело свое. А завтра, возможно, занятие не по душе, случайно выбранная профессия, станет странностью, будет прегрешением перед собой и обществом — проступком, а не работой, вот таким же прегрешением и проступком, в каких обвиняет Куржак своего сына.

Мысль, захватившая Алексея, в сути своей была проста, но ее надо было додумать до конца, чтобы точно представить себе все практические выводы из нее. Но обеденный перерыв кончился, надо было принимать посетителей. Алексей отошел от окна, вслух сказав себе:

— Вечером поговорю с Кузьмой дома.

18