Ветер Севера. Риверстейн

Взор матушки-настоятельницы недоуменно остановился на мне. Прозрачные глаза ее чуть затуманились, безупречный лоб прорезала недовольная морщинка. Словно тучка закрыла собой солнце.

– Надо же… – В ученической стало тихо, как в усыпальнице. – Надо же, какая девочка… Некрасивая.

И грациозно развернулась к двери, сжимая в руке костяную шпильку. Мистрис Пава бросилась следом, неприязненно на меня посмотрела и одернула подол, проходя мимо.

Дверь за ними захлопнулась. Еще мгновение я сидела на полу, а потом громко, на всю ученическую издевательски засмеялась Рогнеда, и я вскочила. С задней лавки поднялась Ксеня, насупилась и полезла к Рогнеде, но я не смотрела. Выскочила в коридор и бросилась в сторону от неспешно шествующих настоятельниц, опустив глаза и сглатывая комок в горле.

«…надо же… какая девочка… некрасивая… некрасивая. Некрасивая!!!»

Леди Селения – красивая. Я – некрасивая. Желтое платье – красивое. Я – уродливая. Костяная шпилька с жемчужиной – красивая. Я – страшная…

Я привычно сбежала в лес.

Скинула ботинки под кустом дикой малины и уже босиком поплелась в чащу. В голове всё стучали и стучали слова, как колеса по булыжникам: натужно, трескуче, раздражающе. И обидно. Словно сорвала вкусную, спелую ягоду, надкусила, а во рту – гниль. Мерзко.

Я все шла и шла, потряхивая головой и силясь избавиться от стучащей в голове фразы. И сама не поняла, как оказалась в том месте. Только неожиданно в глаза мазнуло белым светом, и я замерла, озираясь.

Ранняя осень в Приграничье не золотая, а все такая же зеленая от хвои. Лишь редкие осины и дубы горят красным и желтым. И белый цвет, мелькнувший между темными стволами, удивил меня. Я вгляделась в чащу, которая казалась непроходимой. Можжевельник и ползучий хвощ так оплели ели, что образовали живую и колючую преграду, загораживая путь. Я осторожно потянула на себя одну из ветвей и заглянула в образовавшееся окошко. Так и есть, за колючками что-то белеет. Мне даже удалось рассмотреть белую колонну, оплетенную вьюнком и дикой розой.

Закатав рукава и подвернув подол, я ринулась на колючую преграду, радуясь возможности отвлечься и не думать. Я изодрала руки в кровь, порвала платье, но все же смогла проделать «окошко» достаточное, чтобы пролезть. И грязная, потная, разлохмаченная выползла с другой стороны живой изгороди, на круглую полянку.