Ветер в ивах

РЕЧЬ………… Мистер Тоуд.

ОБРАЩЕНИЕ……..Мистер Тоуд.

Краткое содержание:

Наша тюремная система. — Водные пути старой Англии. — Торговля лошадьми и как следует ею заниматься. — Собственность. Права и обязанности. — Возвращение к земле. — Типичный английский землевладелец.

ПЕСНЯ……… поет Мистер Тоуд.

Песня сочинена им самим.

ДРУГИЕ СОЧИНЕНИЯ

будут исполнены в течение вечера.

Автор и композитор. Мистер Тоуд.

Идея чрезвычайно ему понравилась, и он усердно трудился. К полудню все письма были написаны. В это время ему доложили, что маленькая и довольно ободранная ласка робко справляется, не могла бы и она чем-нибудь быть полезной джентльменам. Тоуд величественно выплыл из комнаты и увидал, что это один из вчерашних пленников выражает свое уважение и готовность быть полезным. Тоуд потрепал его по голове, сунул ему в лапу всю пачку с приглашениями и велел бежать и скоренько разнести их по адресам, а потом, если хочет, прийти обратно, где, может быть, его будет ожидать шиллинг. Несчастная ласка казалась действительно очень благодарной и с рвением поспешила выполнять возложенное на нее поручение.

Когда приятели, проведя все утро на реке, свежие и оживленные, вернулись домой к обеду, Крот, который чувствовал легкие уколы совести, выжидательно поглядел на мистера Тоуда, думая, что он дуется на него. Но оказалось, что вовсе наоборот — тот был весел и так доволен собой, что Крот начал что-то подозревать, а дядюшка Рэт и дядюшка Барсук обменялись многозначительными взглядами.

Как только они вместе пообедали, Тоуд глубоко засунул лапы в карманы своих брюк и бросил невзначай:

— Побудьте без меня, друзья мои! Требуйте все, чего захотите! — и важно направился к двери, ведущей в сад, чтобы обдумать там свои речи на предстоящем вечере, но дядюшка Рэт схватил его за локоть.

Тоуд примерно догадывался, в чем было дело, и попытался вырваться. Но когда Барсук схватил его за второй локоть, он начал ясно понимать, что происходит.

Оба зверя, зажав его с двух сторон, препроводили беднягу в маленькую курительную комнату, которая выходит прямо в прихожую, заперли дверь и усадили на стул. Потом они оба встали прямо перед ним, а тот глядел на них с подозрением и злостью.

— Послушай внимательно, Тоуд, — сказал дядюшка Рэт. — Мы должны поговорить о банкете, и я очень сожалею, что этот разговор возникает. Но мы хотим, чтобы ты ясно понял раз и навсегда, что не будет никаких речей и песен. Постарайся осознать, что на этот раз мы не просим тебя, а обязываем.

Тоуд понял, что он в ловушке. Они все наперед разгадали, они видят его насквозь. Его мечта разбилась вдребезги.

— А может, я спою всего лишь одну маленькую песенку? — попросил он жалобно.

— Ни одной, — ответил дядюшка Рэт твердо, хотя сердце у него защемило, когда он увидел, как у бедняги дрожит нижняя губа. — Ни к чему это, Тоуди. Ты и сам знаешь, что все твои песни — это сплошное зазнайство, бахвальство и тщеславие. А все твои речи — это сплошное самовосхваление и… и… и страшные преувеличения… и…

— И спесь, — добавил Барсук, который любил называть вещи своими именами.

— Все для твоей же пользы, Тоуди, — продолжал Рэт. — Ты ведь сам понимаешь, что рано или поздно тебе придется начать новую жизнь, и сейчас для этого самое подходящее время. Что-то вроде поворотного момента в твоей жизни. И пожалуйста, не думай, что тебе труднее все это выслушать, чем мне произнести.

Тоуд молчал, погруженный в свои мысли. Наконец он поднял голову, и по его лицу можно было сказать, что он пережил глубокое потрясение.

— Вы победили, друзья, — сказал он срывающимся голосом. — Не о многом я вас просил — просто покрасоваться еще один вечерок, ловить ухом аплодисменты, которые всегда, как мне казалось, пробуждают во мне мои лучшие качества. Однако я знаю, что правы — вы, а не прав — я. С этого времени я буду совершенно другим. Друзья мои, вам никогда больше не придется за меня краснеть. Я даю вам слово. Но боже мой, боже мой, как мне трудно его давать!

И, прижав платок к глазам, он, шатаясь, вышел из комнаты.

— Барсук, — сказал дядюшка Рэт, — я чувствую себя негодяем. Интересно, а ты?

— Понимаю, понимаю, — сказал дядюшка Барсук мрачно. — Но это надо было сделать. Ему еще жить и жить здесь, и надо, чтобы его уважали. Ты что, хочешь, чтобы он был всеобщим посмешищем, чтобы его дразнили и над ним глумились всякие горностаи и ласки?