Ветер в траве

— Передай Петру Дмитриевичу, чтобы он обязательно приехал. Таких дождей шестьдесят лет не было. Обычно здесь одна тырса (карликовый ковылек) да полынь растут, а сейчас видишь, все в цветах. Выпьем за него и за всех советских ученых. Пусть они всегда будут здесь как дома. Как у вас говорят: курица не птица, Монголия не заграница?

Все ехидно посмотрели на меня.

— У нас говорят «Болгария не заграница», а не «Монголия», — нашелся я.

— Молодец, выкрутился! — все радостно захохотали. — За дружбу народов!

Мое появление удачно совпало с приездом «проверяющего» из Улан-Батора, так что выпивка, закусь и развлекательная программа были приготовлены заранее. Доехав до массива барханных песков, мы устроили гонки на верблюдах. Монгольские верблюды — самые быстрые из двугорбых, хотя и уступают одногорбым беговых пород (к тому же на одногорбом удобнее сидеть, хотя на первый взгляд кажется, что должно быть наоборот). Ездить на верблюде гораздо легче, чем на лошади или осле, а тем более на яке или олене. Упасть с него можно только в совсем пьяном виде, а мы еще были вполне ничего.

Пообедать мы заехали на базу Интуриста. Гости с Запада живут там в идеально чистых беленьких юртах, рядом с душевыми, плавательным бассейном, рестораном и специально привезенными из Таиланда «массажистками». Но я слышал, как они жаловались друг другу, что «только эти дикари могли поселить нас в таком первобытном свинстве». На базе я познакомился с молодым пареньком по имени Коолт-баатар, который работал механиком. Узнав, что я хочу попасть дальше на юг, он оживился.

— Представляешь, я тут всю жизнь живу, а за горами ни разу не был.

Из дальнейшего разговора вяыснилось, что у него в гараже стоит уже отремонтированный джип, который надо вернуть хозяину только через четыре дня. Мы договорились, что совершим вылазку в пустыню, причем я оплачиваю бензин и питание, а Коолт отремонтирует машину, если что-нибудь случится. «Побег» был назначен на следующее утро, а пока мы с ребятами поехали в горы.

К югу от Даланзадгада тянется хребет Гурван-Сайхан («триста красавиц»), высотой до 2825 метров, последнее на восток звено Гобийского Алтая. Хребет состоит из двух частей, прижатых друг к другу по всей его длине. Южная часть — более древняя, это зализанные временем горы с округлыми вершинами. Северная часть — совсем молодая, голые черные скалы. По мере роста северной части речки, стекавшие с южной, пропилили ее насквозь, и образовались несколько узких глубоких каньонов, один из которых мы и собирались посмотреть.

Ущелье называется ‚лын-Ам (Щель бородачей) — здесь гнездятся бородачи, снежные сипы, черные грифы и беркуты. Во многих местах оно такое узкое, что можно идти, держась руками за обе стены сразу. Глубина его достигает тысячи метров, так что некоторые участки дна освещаются солнцем всего минуту в день.

Ребята остались в небольшой забегаловке у входа в теснину, предоставив мне три часа на то, чтобы пробежаться по ней туда и обратно. Это довольно легко, хотя часто приходится шлепать по воде, а во многих местах каньон перегорожен тысячами сетей больших черных пауков.

Каньон — настоящий оазис влажного микроклимата среди сухих гор Гобийского Алтая, и здесь можно увидеть несколько видов, более типичных для совсем других мест — например, стенолаза — похожую на роскошную тропическую бабочку сиреневую птицу с ярко-алыми крыльями. На более пологих склонах, где в изобилии растут барбарис и сладкий, как мед, крыжовник — настоящее царство грызунов, особенно много песчанок и алашанских сусликов. А под скалами прячутся единственные в Гоби ядовитые змеи — маленькие щитомордники. Пройдя все ущелье, я оказался в холмистых предгорьях, сплошь покрытых цветущими астрами. По верхним частям склонов были аккуратно разложены правильные темно-зеленые круги — кусты стелющегося можжевельника. Взобравшись на один из отрогов, я разглядел в бинокль стадо горных баранов, которые паслись в сопровождении стайки мелких птиц — кажется, монгольских вьюрков.

Вернувшись, я застал моих друзей в состоянии полного кайфа. Они как раз прикончили очередную бутылку и валялись на травке в окружении деловито сновавших по своим делам монгольских пищух. Ужинали мы в домике заведующего музеем природы, который заодно торгует футболками, марками и прочими сувенирами (у западных туристов особым спросом почему-то пользуются монгольские марки с изображением Микки-Мауса). Пока очаровательные дочки заведующего угощали нас бараниной, он жаловался мне на тяготы перестройки. У многих местных жителей, особенно старше тридцати, ностальгия по советским временам распространяется и на официально ушедшую в прошлое дружбу с Союзом. Поэтому, хотя каждое вновь избранное правительство спешит объявить об окончательной переориентации на Запад, отечественный путешественник может везде рассчитывать на самый теплый прием. Впрочем, традиции гостеприимства в степи распространяются на любого, будь он хоть китаец (их здесь не любят по-настоящему).