Перед гостиницей зимний городок со снежными фигурами. Видно, их в каждом городе мастерят. Посреди мишек и зайцев возвышалась елка и сама с собой перемигивалась цветными фонариками. Снежные Дед Мороз и Снегурочка снежными руками щупали ветреный воздух.
– Шахтерская елка, – огоньки рябили в глазах, – откуда она, ведь на много километров нет тайги.
– Наверно, из-под Инты привезли, – предположил Лёва, – смотри, узкая какая. Приполярная.
Инта – недалеко отсюда, мы проезжали этот город на поезде. От нее полярный круг совсем рядом.
– Покатаемся с горки? – спросил Лева.
– Да-а! Да-а! Даааа! – кричу я, и ветер разносит мое настроение по всей великолепной тундре.
Ледяная горка высокая, с плавным длиннющим спуском. И тут мы одни. Так кто-то подстроил! Кто-то большой молодец послал на Землю большой ветер, который разогнал всех! И только нас оставил – влюбленных. Мы вскарабкались на горку, пригибаясь от ветра, которому не понравилось, что мы еще и наверх забрались. «Ну, ребятки, я вам задам!» – просвистел он, да как начал дуть одним порывом, как будто бы кнопку нажали в какой-то вселенской аэротрубе. Я поплотнее завязала капюшон, став, наверное, похожей на клушу, схватила картонку от одной из распотрошенных коробок из ближайшего магазина. Лёва схватил другую, и мы понеслись, вспоминая детство! У-ух, красота! Просто круто! Лёвка потяжелее будет, так что он нагнал меня в секунду, толкнул своим телом, я завертелась волчком на своей картонке, и – в сугроб носом, плечами – всем своим существом. Кубарем в сугроб… Лёва в меня тут же врезался.
И испугался.
– Прости, прости, Веточка! Я тебя не ушиб?
Как он меня назвал? «Веточка?»
– Кто я? Кто? – мне хотелось еще раз услышать!
– Веточка! Ты моя хрупкая веточка!
– Лёва! Лёва, я люблю тебя, Лёва! – непрошеные слезы, непрошеные слова, и то и другое неожиданно, торопливо, я уткнулась лбом в его лоб, в его лицо, в его плечи…
– Рябинка моя, я тебя уже с первого сентября люблю.
Снежные брызги на губах и щеках, ветер с трех сторон, а с четвертой мой Лёва, закрывающий меня от метели.
Любимый.
Поцелуй посреди ветра в сугробе. Я оторвалась от его губ, чтоб сказать:
– Лёва, а я со второго! Со второго сентября!
– А как же Захар?
– Захар? Кто такой Захар? Я не помню такого!
Поцелуй.
– И меня забудешь, если встретишь еще кого-то.
Поцелуй.
– Я больше такого, как ты, никогда не встречу.
Поцелуй.
– А если встретишь? Еще получше?
Поцелуй.
– Не встречу. Ты красивый, и умный, и добрый. Никогда не встречу, никогда.
– А я такую, как ты, не встречу, такую красивую, умную, добрую, с ямочками на щеках.
Поцелуй.
– Я не добрая, я такое устроила в театре, ты так страдал.
Поцелуй.
– Ты хотела как лучше.
Поцелуй.
– Я хотела вам обоим добра.
Поцелуй.
– Да-да, ты хотела добра, я понял, но слишком поздно понял. Веточка, Веточка, Веточка…
И снова я уткнулась ему в лоб своим лбом, так мы и сидели, как два дурака, в сугробе посреди новогоднего ветра. Под веселую музыку Нового года, доносящуюся из окон ресторана. Под яростный вой метели.
И я плакала. Слезы счастья посреди ветра.