Ветхозаветные пророки

Говоря о важнейшей заповеди Писания, Христос приводит текст из Второзакония; оттуда же берет Он и три ответа искусителю в пустыне. Однако Второзаконие содержит и немало такого, что в корне противоположно евангельскому духу. Это не должно ни удивлять, ни смущать нас, ибо такова природа Ветхого Завета: небесное и земное, вечное и временное, Откровение Божие и проявление человеческой ограниченности стоят в нем рядом.

* * *

Сформировавшаяся в бурные критические годы, Тора пронизана духом борьбы. О единстве Божием и верности Творцу в ней сказано так, как говорят лишь перед лицом опасности, угрожающей вере. Эти слова, которые могут звучать с крестов и из костров, — свидетельство, исповедание, призыв, реющий над историей как сигнал тревоги:

ШЕМА ИСРАЭЛЬ! ЯГВЕ ЭЛОГЕЙНУ, ЯГВЕ ЭХАД… Слушай, Израиль! Ягве — Бог наш, Ягве един! И возлюби Ягве, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими! И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим, и говори о них, сидя в доме твоем, и идя дорогою, и ложась, и вставая. И напиши их знаком на руке твоей, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих (6.4–9).

Это не просто утверждение единственности Бога, но нечто большее: Тора ставит преданность Ему в самом центре человеческой жизни. Здесь не только абсолютный Бог, но и абсолютная вера, неотделимая от любви. Образ Господа и Возлюбленного должен столь же безраздельно царить в душе, как может наполнять ее только мысль о любимом существе.

Но этого мало; перекликаясь с Осией, Тора утверждает, что любовь людей к Богу есть не что иное, как их ответ на Божию любовь к ним:

«Не потому, чтобы вы были многочисленнее всех народов, принял вас Ягве и избрал вас (ибо вы малочисленнее всех народов), но потому, что любит вас» (7.7).

Человека, сжившегося с христианским учением о ценности каждой личности, может удивить, что речь здесь идет не о человеке, а о народе. Некоторые полагают, что в этом проявилась некая специфика религиозного опыта Израиля в целом. Но мы знаем, что впоследствии религиозная значимость индивидуума в ветхозаветном сознании будет возрастать. Между тем Тора, как и Книга пророка Осии, отражает лишь первую ступень в раскрытии тайны Божественной любви, или, скорее, один из аспектов ее, соответствующий определенному этапу духовной зрелости человека. В эпоху, близкую к христианству, и особенно в новозаветное время эти библейские слова, поращенные к народу, наполнятся новым смыслом и станут языком диалога между душой и Богом. Пока же, на ветхозаветной стадии, Бог говорит к людям, которых Он избрал для того, чтобы они стали Его «святым народом» и «избранным уделом». О конечных целях этого избрания Тора молчит; оно вообще — таинственно и необъяснимо, как и все, что коренится в чуде любви.

Любовь Божия создала Израиль из толпы фараоновых рабов. Ягве отдал ему землю обетованную, из которой изгнал ее обитателей за нечестие и распутство. Но и к своим людям Ягве будет строг, ибо Он — любящий Друг и ревнивый Возлюбленный. Он не может делить любви ни с кем.

Первое условие ответной любви — верность.

В этом причина непримиримости Торы к идолопоклонникам; отсюда и те суровые меры, которые она предписывает для сохранения чистоты веры. В царствование Менаше эти древние предостережения звучали особенно злободневно. Тора прямо говорит, что «Воинства небесные» суть создания Божии, а звездопоклонство есть культ твари. Точно так же и все проявления синкретизма и двоеверия, расцветшие при Менаше, объявляются Торой религиозными преступлениями: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, вызывающий духов» (18.10; 12.31).

Второй ответ человека на любовь Божию состоит в служении Ему.

«Итак, Израиль, чего от тебя требует Ягве, Бог твой? Только того, чтобы ты боялся Ягве, Бога твоего, ходил путями Его, и любил Его, и служил Ягве, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей, и соблюдал заповеди Ягве и уставы Его» (10.12).