Николай Иванович Ильинский

Ветвь Долгорукого

Сайт издательства www.veche.ru

Часть первая

Глава 1

К рассвету волны, бушевавшие всю ночь, успокоились, и теперь, уставшие, ласково и лениво плескались за низким бортом утлой лодки, в которой было четверо гребцов. Двое сидели на веслах и медленно гребли, третий стоял на корме и внимательно всматривался в темнеющий крутой берег, а четвертый лежал на дне лодки и беспомощно глядел на розовеющее на востоке небо. Истошно и надоедливо кричали чайки, которые серебристым клубком носились над водой и прибрежной полосой неведомой гребцам земли. Земля эта их и радовала и пугала. Радовала потому, что людям удалось купить на Кипре старое и, вероятно, краденное у местных рыбаков суденышко, с наступлением сумерек быстро отчалить от берега острова, боясь, что рыбаки хватятся и начнут искать краденое, и если найдут – покупателям несдобровать: никто не станет разбираться – купили они лодку или похитили.

Несколько дней и ночей разгневанный Посейдон кидал их суденышко с волны на волну, грозя сбросить ее в пучину, но в какую-то минуту бог моря сжалился над беглецами и не захватил их в свой плен, а пугал путников, словно выраставший из воды, берег неизвестностью, тем, что их там ждет. Хотя крестоносцев давно уже не было, земля не содрогалась от битв и не рдела от крови так густо, как было прежде, однако на ней продолжали властвовать многочисленные шайки разбойников – и мусульман и христиан, и язычников, и многих других верований и племен, густо населявших Палестину.

Лодка медленно пошла к песчаной отмели, которая на несколько метров отделяла море от крутого берега. Под дном зашуршала галька, и человек, стоявший на корме, нетерпеливо и даже как-то нервно махнул рукой, первым шагнул по колено в воду и вышел на землю. Это был грек Пантэрас.

– Нам сопутствует удача! Одиссей вернулся в родные края! – радостно воскликнул он, ударив себя в грудь кулаком и подняв вверх широко расставленные руки, будто пытался обнять с благодарностью неизвестную землю. – Вот она, долгожданная!..

– А где же твоя Пенелопа? – насмешливо спросил латинянин Десимус, оттолкнул от себя надоевшее весло, встал и, перешагнув борт, поставил в воду обутые в сокки[1] ноги. – Только Пенелопы нам теперь и не хватает.

Но Пантэрас не обратил внимания на шутку Десимуса, а сделав серьезным лицо и сложив у груди ладони, стал медленно и протяжно читать молитву:

– Патер имон[2]

о ен тис Уранис[3]! Агностито то Ономо[4], эльтато и василиа су[5], тенистито то гелима су[6], ое ен Урано ке Эпигас[7].

Пантэрас, как и тысячи других европейцев, чья жизнь сложилась не так гладко, как хотелось бы, решивший найти и поймать птицу счастья вдали от родной Эллады. Если нет такой птицы в Афинах или Салониках, почему бы ей не быть на Земле обетованной?

Вслед за греком на сушу, отряхнув с ног воду, выбрался Десимус, актер, которому наскучили роли на подмостках театров Рима, возмечтал сыграть, может быть, самую главную роль в стране, отвоеванной крестоносцами у магометан. Десимус был невысокий, в отличие от Пантэоаса, щупловатый, с бородой, завитой в локоны, в пышном парике, как и полагалось у артистов Рима. На сцене они старались быть высокими, поэтому кроме париков на ноги они надевали еще громоздкие деревянные подставки высокой до 20 сантиметров, так называемые котурны, кстати, перенятые у артистов Греции. А вне сцены римские чудодеи любили ходить в сокках. Латинянин сделал театральную позу, поднял правую руку, но не стал читать молитву, а звонким голосом запел нечто из сыгранных им прежде пьес:

– Легат! Я получил приказ войти с когортой в Рим, по морю к Порту Итию, а там – путем сухим! – И довольный Десимус залился торжествующим смехом. Встав в позу военачальника, Помпея или Цезаря, он сделал лицо серьезным, указал рукой на землю, топнул ногой и произнес: – И вот я здесь!

Полный восторга и чувства победы он продолжал свою речь:

Там, в этом Древнем Риме, все от любви пьяны:и юные гетеры, и почтенные матроны,и всем легионерам уже не до войны!

Бои ведутся ближние и в них доспехи лишние,Не злобствуют Нероны и напрочь замолчали Цицероны,такая тишь, такая гладь,патриции рабов уже заставят помолчать,у всех в сердцах любовь!

И латинянин вновь громко, с сарказмом рассмеялся.