Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I

Сам Ган, как оказалось, не принимал участия в немецком атомном проекте, но «на всякий случай» был арестован и вместе с 8 ведущими немецкими учеными, участниками немецкого атомного проекта, интернирован в Англию и содержался в Фарм-Холле, недалеко от Кембриджа с 3 июля 1945 г. по 3 января 1946 г. Там он и узнал о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки.

Вот как описывает его реакцию историк Лоуренс Бадаш:

«Ган был первым, кому британский офицер в Фарм-Холле сообщил 6 августа о бомбардировке Хиросимы. Новость совершенно подкосила его, поскольку он осознавал, что его открытие расщепления ядра сделало возможным создание атомной бомбы, и что поэтому он лично несёт ответственность за тысячи смертей в Японии. Ещё задолго до этого, когда он впервые осознал возможность военного использования деления ядра, он подумывал о самоубийстве; теперь, когда вина за реализацию обрушилась на его плечи, самоубийство снова казалось ему способом избежать опустошения. Опасаясь этого, Макс фон Лауэ оставался с ним всё то время, которое потребовалось Гану для преодоления этого личного кризиса. Никогда социальная ответственность не ударяла учёного с такой силой».[845]

Не менее показательным является и отказ Лизы Мейтнер принять участие в Манхэттенском проекте.

«Будучи по убеждениям пацифисткой, Мейтнер отказалась работать в Лос-Аламосе, заявив: «Я не буду делать бомбу!»[846]

06.08.

Отто Ган и Лиза Мейтнер в лаборатории Химического института имени кайзера Вильгельма в Берлине.[847]

Но всё это будет известно потом, а в начале 1939 года моральный долг требовал от учёных, нашедших защиту от фашизма в США, приложения всех усилий для того, чтобы создать атомную бомбу как можно скорее и лишить Гитлера надежд на мировое господство.

Первым, кто действительно испугался последствий открытия деления ядра урана, был «американский физик венгерско-еврейского происхождения» Лео Силард (Szilárd Leó).

Известно такое высказывание Силарда об успехе научного исследования:

«Для успеха не надо быть умнее других, надо просто быть на день быстрее большинства».[848]

То, что деление урана было открыто в Германии «на день быстрее», чем в остальных странах мира, давало ей преимущество и в практической реализации этого открытия – создании атомной бомбы.

Чем грозило миру получение Гитлером первым этого оружия, Силард не сомневался – политическая карта мира приобрела бы монотонную коричневую окраску.

А что такое фашизм, он знал не понаслышке. Учась в Берлинском университете и работая в Германии с 1920 года совместно с такими учёными как Альберт Эйнштейн, Джон фон Нейман, Эрвин Шредингер, Макс фон Лауэ, Лиза Мейтнер он воочию видел трансформацию режима и то, как она сказывалась на судьбах его знаменитых коллег. В результате он в 1933 году бежал из Германии от антисемитских преследований.

В 1932 году Силард прочёл книгу своего друга Герберта Уэллса «Освобожденный мир» («The World Set Free»), опубликованную ещё в 1914 году, в которой описывается война с применением атомных бомб. (Именно в этом произведении и появился сам термин «атомная бомба»!). К тому же Силард сам пришёл к идее цепной ядерной реакции, сам определил, что при делении ядра урана выделяются нейтроны, способные её осуществить.

Всё это сложилось у него в страшный паззл – немцы начинают работать над бомбой и Гитлер становится мировым диктатором. Для предотвращения такого хода событий нужно было, по мнению Силарда, как-то задержать начало военного атомного проекта в Германии.

Он понимал, что бюрократическая машина рейха, как и всякая государственная бюрократическая машина, может развернуть масштабную поддержку работ по «урановой бомбе» только после настойчивых и аргументированных требований немецких учёных.