Очевидно, что в то время реально над применением микробом «болезни попугев» в качестве биологического оружия занималась только Германия («особенно сильно»), но и кто-то из американских учёных, пусть и «несильно», но уже работает с этим микробом! В Америке на государственном уровне ещё нет самого понятия о биологическом оружии, а советская разведка работает «на опережение» – ищет информацию об «учёных-инициативниках», изучающих культуры потенциальных микробов-убийц.[1137]
Их, как оказалось, было немало, и одним из них был Теодор Роузбери.[1138]
Эти люди были искренне убеждены, что их работа обеспечивает безопасность народу США. Вот как характеризует их Бартон Дж. Бернстейн (Barton J. Bernstein), профессор истории и междисциплинарных программ в Стэнфордском университете:
С Берстейном можно согласиться, если считать «ключевыми» решения о применении наступательного биологического оружия в ходе войны. Но не менее ключевыми являются решения, обеспечивающие защиту от биологического нападения или терроризма. И эти же решения являются решающими при борьбе с природными эпидемиями и пандемиями.
Так что моральные вопросы, касающиеся необходимости работ по «военной биологии», решаются, как совершенно справедливо писал Роузбери, именно учёными. И такую необходимость Роузбери осознал именно в 1941 году и приступил к соответствующим исследованиям, ещё не будучи связанным никакими обязательствами перед правительством и никакими ограничениями по секретности, кроме ограничений собственного понимания целесообразности и порядочности.
А Жорж в это время отрабатывал оперативные приёмы для выполнения своего задания. Тематика «бактериологического оружия» тесно связана с медициной. Именно в «медицинских кругах» можно было надеяться обнаружить нити, ведущие к поставленной цели.