Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

И случилось это до того, как в колхоз пришло, наконец, письмо от самого Жоржа с тем же известием. В ответе Этель говорилось:

«Здравствуй, дорогая дочка Мила! Долго, долго ждали мы от тебя писем. Твоё письмо было неожиданным. Две радости принесло это письмо, которое мы от тебя получили. Первая радость это <то>, что я получила от тебя письмо, а вторая радость то, что должен приехать мой любимый сын Жорж. Мила, я тебя прошу написать, что писал Жорж, когда он должен приехать домой и в каком месяце. Я сама от Жоржа давно, давно ничего не слышала, ещё с марта месяца 1947 г. Я от Петрова тоже давно ничего не слышала».[90]

Ссылка на последнее письмо от марта 1947 г. означает, что, по крайней мере, до марта 1947 г. Жорж вёл активную работу и её результаты передавал в Москву по каналам самой надёжной связи – через связника-курьера.

Это означает также, что уже год с лишним у него не было связи с родными, и потому опасения по поводу их судьбы к лету 1948 года были вполне обоснованы. И «Петров» должен был понимать мотивы беспокойства Дельмара и его настойчивое желание получить письмо из колхоза.

В приписке к этому письму Гита сообщает, что она только «перешла в пятый класс», а в сентябрьском письме она уже сетует на то, что тяжело ходить в пятый класс. Значит, письмо из Москвы от Л. А. Ивановой было получено в июле – августе 1948 г., а встреча Жоржа со связником произошла не позднее начала лета 1948 г.

Вероятно, на этой встрече и обсуждался первоначальный план возвращения Жоржа. План был согласован, курьер уехал (а, скорее, уплыл) в Европу, а Жорж остался и готовился выполнять этот план. Выполнять его он мог в двух вариантах – если будет письмо из дома, и если его не будет…

Поэтому он и не написал домой в начале лета, что скоро вернётся, а только о том, что он «мечтает скоро увидеться». А уж Гита могла трактовать услышанное от бабушки по-своему, так, как хотелось ребёнку – утвердительно. Да и обещание «Петрова» тоже не абсолютно – он ведь только «думает, что Жорж к празднику будет в Москве», а как там получится на самом деле, дескать, будет видно. Но всё «сложилось».

Очень ярко, в стиле Хемингуэя, описывает миссис Гарднер, отъезд Жоржа.

«Он встал утром в день отъезда, собрал чемодан и ушёл, заявив, что отправляется в Европу».[91]

Жорж спешил в порт, где его ждала «Америка», третье – и последнее! – судно, на котором он отправился в трансокеаническое плавание и навсегда покинул ту страну, которая была для него «мать-и-мачехой», и которая так и не поняла, что он не предал её своей работой на новую родину, а спас от клейма ядерного Люцифера.

07.06. Пароход «Америка» уходит из Нью-Йорка.[92]

Пароход «Америка» покинул порт Нью-Йорка 6 октября 1948 года,[93] и «к празднику»[94]

Жорж действительно был в Москве.

А в это время в Москве…

Пока шла вся эта переписка с Центром, Жорж читал в местных газетах об образовании государства Израиль и стремительном признании его Советским Союзом, о разразившейся войне за независимость и помощи, которую СССР оказывал израильтянам.

Казалось бы, он должен был радоваться за свой древнейший народ, но его чутьё разведчика, питаемое не тайным чтением советских газет с их призывами бороться против «космополитизма» и «низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой», а простым анализом американской прессы, уделявшей политике Советского Союза достаточно внимания, подсказывало ему – «Something is rotten in the state of Denmark…».[95]

И не только «по еврейскому вопросу». Чего стоило одно известие о том, что 24 июня 1948 года СССР начал блокаду Западного Берлина, перекрыв все наземные и речные пути в город. Снабжение города осуществлялось всем необходимым по воздушному мосту, который организовали США и Великобритания.

Так что, «глядя со стороны», Жорж имел более адекватное понимание проблем, стоявших «там-и-сейчас» в СССР.

А в Москве далеко не все евреи понимали, как трактует понятие космополитизма Сталин и как им следует вести себя по отношению к Израилю. Многие наивно полагали, что признание Израиля – это долгожданная индульгенция еврейству и проявление великодушия советской власти: если тебе не нравится то, как у нас решаются национальные проблемы, если ты настолько равнодушен к родным берёзкам, что готов их променять на синайские пески и болота Палестины, собирай чемодан и езжай на свою «историческую родину». Выбор за тобой.[96]