#Великобритания #Лондон
Убить Versace
Непременное комильфо быта и вида российских прогрессивных людей плохо не потому, что новодел означает отсутствие истории, хотя бы и кредитной. А потому, что сами свой стиль прогрессивные люди устраивать не решаются. Все дано на откуп дизайнерам, мастерам искусства, ребятам со стороны. Это – комплекс сродни привычке секса в единственной миссионерской позиции.
Но это присказка. А вот вам сказка.
Если, товарищи, взять билет до города Лондона и прогуляться по Гайд-парку, то возле озера Серпантайн можно найти одноименную галерею из тех, что путеводители помечают как «рекомендуется; плохих выставок не бывает». Побродить по exhibition мексиканца Орозко (мячики в пакетиках, войлок на веревках) и услышать за спиной по-русски: «По-моему, нас дурят».
Идиотизм ситуации в том, что, с одной стороны, в общем, да. А с другой – внутренне споришь: вы что, ребята, по Церетели загрустили?
Впрочем, о чем спор. Ребята правы. Пока родное искусство торчало на реалистической точке зрения и замерзания, Запад произвел техническую революцию: грянул век пара. Турбиной был Пикассо. Он первым поставил во главу угла не мастерство, а технологию. Он поначалу плохо рисовал. Загляните в его музей в Барселоне: тоска хилых этюдов. Поскольку в испанском реализме удача не светила, Пикассо уехал в прогрессивный Париж, где и представил результат применения не навыка, но идеи. Кубизм стал технологией, доступной любому: Пикассо или Брак – картинка одинакова. В середине века Уорхол (кстати, отличный рисовальщик) сделал произведением искусства консервную банку: это попало в струю, и в искусство пришел тираж. А завершился век чередой инсталляций, где понятие профессионального мастерства отсутствует вообще. Не нужно уметь рисовать, чтобы завалить пьяцца Сан-Марко скомканными газетами, среди которых, шурша, будут взлетать и садиться голуби. Не нужно знать композицию, чтобы слепить из глины 35 тонн глазастых гуманоидов и уставить ими зал… Можно посреди зала поставить пустую раму: все попавшее в нее, включая вас самих, мгновенно станет артефактом. Искусство пришло к тому, что все могут все. На этом оно завершилось.
Можно расписывать фломастером черепа, заливать акулу стеклом или трахаться под видеозапись с собакой – если повезет, тебя признают. Поскольку о качестве говорить смешно (что считать мастерством в видеозоофилии?), успех зависит от куратора. Куратор – держатель бренда. Отлично, если тебя выставили в «Саатчи». Но и «Серпантайн» – тоже ничего. Вполне нормальный арт-рынок, приставку «арт» можно убрать.
Вдохнуть в эту схему божью искру можно, только если ее к чертовой бабушке попалить. И соотечественник, отказывающий во внимании бренду «Серпантайн», для меня герой времени: контрреволюционер, белая гвардия, Георгий Победоносец, топчущий артефакт.
Как писали в романах эпохи искусства? «Взор его замутился?» Я прочувствованно обернулся: на ниспровергателе устоев были лаковые кроссовки от Ямамото, на его подружке – джинсы с дырами от Dolce & Gabbana (хозяйке на заметку: «Хэрродз» недалеко от Гайд-парка, на распродаже такие джинсы можно ухватить долларов за 150).
Это были, увы, не герои. То есть герои, но не мои.
Я не ругаю, я скорблю. Это был вызов моих соотечественников серому быту и философии буржуа. Штаны были в дырах – потому что обладатели имели всех, а от D&G – чтоб сомнений не возникло, не по бедности ли имеют.
Меня пугает не то, что приподнявшийся на деньгах российский папик хочет в квартире кожаный диван и хрустальную люстру, потребляя то, что каталог или архитектор впаривают ему как «вечно актуальную классику»: набор как набор. Меня пугает, что прогрессом в жизни считается другое потребление. И что искусство жизни – то самое, что теперь доступно всем по технологии – прогрессивными людьми отдано на откуп другим людям. И Calvin Klein, и Versace – они давно не создатели, а просто кураторы.
В принципе, выход есть.