Въездное & (Не)Выездное

В 2003-м я не понимал, что интересы Акакия Акакиевича – включая имущественные, то есть право не отдавать никому свою собственность, на какой бы ладан она ни дышала – следует защищать хотя бы потому, что если не защищать, то однажды тебя самого объявят Акакием Акакиевичем (именно по этой схеме началось великое выселение старожилов из центров столиц, со спешным объявлением их жилья «аварийным»; точно так же сносились исторические здания на Невском, не говоря про Москву). Да, в 2003-м я глупо верил, что любые жалобы на бедность проистекают исключительно от дурости, лености, от рабской тяги к патернализму. Теперь я понимаю, что бывают ситуации, в которых на бедность обречены все, вне зависимости от таланта или трудолюбия. И ситуации, когда достаток обеспечивается личной преданностью, а не талантом (что стало нормой при Путине). И вообще, за прошедшие годы категории «богач-бедняк» стали мне казаться совершенно ерундовыми при оценке жизни и счастья, не говоря уж о любви.

А под остальным – подпишусь и сегодня.

2014

#Россия #Петербург

Балтийское заливное

Теги: Приморское шоссе и Балтийский залив как эквивалент Рублевки. – Приморское шоссе и Балтийский залив как антипод Рублевки. – Почему Комарово не Ново-Огарево, Репино не Жуковка, а Солнечное не Чигасово.

Трюизмы вроде «всюду есть своя Рублевка, и Петербург не исключение» благосклонно принимаются публикой: а с чего бы нет? Пять минут от северной границы Питера – и, натурально, Рублевка. Тот же чистый, нерубленый сосновый бор. То же небыстрое двухрядное шоссе. Рестораны «У камина» или «Бастион» – чем не «Царская охота» или «Веранда»? Та же анекдотичная скученность неорусских фазенд, где с балкона один набоб может при желании помочиться на балкон другого набоба.

Однако есть местные особенности, couleur locale. В двухсотых номерах домов Приморского шоссе, там, где оно в страстном прыжке впервые целуется с заливом, выстроен поселок миллионеров, окруженный какой-то фантастической (метра четыре кирпича, стекла и чугуна) стеной. В середине стена неожиданно вдавливается внутрь буквой «п», в которую мелкой горошиной закатилась (то есть с советских времен сохранилась) независимая хибара. Там живут местные Макары Девушкины: лицом к стенке. Бедно, но гордо.

Цены на землю такие: в первой линии пляжа – до $50 тысяч за сотку (чем крупнее участок, тем дороже), на второй линии за шоссе – до $25 тысяч, вверх-влево-вправо по Курортному району – $2–5 тысяч, даже если до шоссе полчаса по грунтовке, и озера рядом нет, и соседи на грядке поплавками вверх до полуночи. Правда, цена во многом условна: дачу академика в соснах с ландышами попросту не купить. Терпеливые ждут годами.

Но все же петербургский Залив московской Рублевке – антипод. Идея Рублевки – в закрытости, изоляции от людского стада с его с шаурмой и пивом из пластиковых бутылей, которое пасется на загаженных публичных пляжах Серебряного бора. Но каким транспортом, спрашивается, поклонники шаурмы до Жуковки или Николиной горы доберутся? Откуда возьмут бабло заплатить в «Причале»? Кто пустит их в Чигасово?