Въездное & (Не)Выездное

Второе: давняя дискуссия о времени закрытия пабов в Великобритании завершилась, причем очень по-британски. Local councils, выборным местным территориальным советам, дали самим возможность это решать.

И третье: в пабах барменов нет. И пабменов нет тоже. Там работают publicans, пабликены: «pub», паб, и «public», публика – слова однокоренные.

2014

#Великобритания #Лондон

Серьгу в ухо

Tags: В утробе «Селфриджиз» как Иона в чреве кита. – «Лондонская муха», кроссовки с галстуком и волосы дыбом. – Чопорность, которую они потеряли.

Шесть лет назад я бежал, подобно лермонтовскому Гаруну, из лондонского универмага Selfridges.

«Селфриджиз» – большой универсальный магазин на торговой Оксфорд-стрит, не из дешевых. В Хельсинки ему аналогом будет «Стокманн», а в Москве – пожалуй, что ГУМ.

Меня в Selfridges подавили своим величием продавцы.

Роскошные как «Титаники», одетые как денди, выглядящие как принцы крови, они одним видом дали понять, что не с этого крыльца мне, в клетчатой ковбойке, заходить в их храм.

И летел я по эскалатору вниз кувырком.

Добавлю, что за день до этого меня не пустили в ночной клуб «Париж» на Пикадилли по причине несоответствия дресс-коду.

– Знаете, сэр, – сказал на входе роскошный черный парень в смокинге и рубашке с ослепительно пенящимся жабо, – в Лондоне после шести коричневые ботинки не носят.

– В настоящем Париже, сэр, – робко квакнул я, – меня бы в любой клуб пустили босиком.

– Вы в Лондоне, сэр! – ответствовало с улыбкой даже не в 32, а в 64 зуба черно-белое чудовище, и я проводил остатки лондонских дней с ощущением бедного родственника на дядином обеде. Наматывая на ус, что настоящий джентльмен должен костюм шить, а не покупать, что на приличных пиджаках петлички на рукавах настоящие, прорезные (отчего одна пуговица может быть не застегнута), что клинышек в разрезе манжет рубашки называется «листвицей» и что в знаменитом среди джентльменов торговом доме Pink она бывает розового цвета.

После Selfridges ни одна сила мира не заставила бы меня зайти в еще более дорогой и знаменитый, пылающий в ночи всеми огнями святого Эльма, универмаг «Хэрродз».

Так вот, спустя шесть лет я решил расстаться с былыми стра-хами и повторить прежний маршрут. Правда, что-то смутно указывало, что его за это время изрядно затоптали.

Теперь менеджер моего банка носил стрижку типа «стога разметало гранатой» и тату на шее. От бывшей электростанции в Southwark перебросили стеклянный мост к собору Святого Петра, выпотрошили начинку и устроили галерею Тейт-модерн: я лежал на полу в машинном зале под выложенном зеркалами потолком, под гигантским искусственным солнцем, в дыму струящегося газа, и вместе с другими складывал из тел буквы и слова. В деловом Сити туда-сюда сновал народ в синих строгих костюмах и сине-желто-рыжих кроссовках. Строгие 501 темно-синие «ливайсы» носил во всем Лондоне, похоже, я один: лондонские магазины иных джинсов, кроме как предварительно стиранных и рваных, не предлагали.

О господи, клуб «Париж» закрылся, о нем никто и не помнил! Ночная тусовка из центра, Вест-Энда и Ковент-Гардена, вообще перебралась в железнодорожный, промышленный, дешевый Ист-Энд, зажигая между брандмауэров с граффити, бангладешских лавчонок и подозрительных химчисток с объявлениями на арабском.

Внутренне леденея, я зашел в «Селфриджиз». Играли драм-энд-бэйс и немножко брэйк-бит. На этаже одежды для джентльменов висели классные желтые батники в ярких синих и красных тюльпанах. Рядом приплясывал черный продавец. Я вздрогнул. На секунду показалось – тот самый, из «Парижа». В том отделе, где я когда-то покупал классические черные ботинки с отстроченным мыском, до сих пор вызывающие завистливые взгляды в России, возвышался Монблан прогрессивных сочетаний кислотного розового с желтым и зеленого с красным. Мне лично понравились башмаки от London Fly, «Лондонской Мухи» с носком, разрезанным пополам: отдельно для большого пальца и остальной стопы. Wow.

Странное что-то приходило на ум. Незадолго до отлета в Лондон мы с приятелем были на модной московской вечеринке. Играл джаз, гуляли девушки в умопомрачительных платьях, официанты разносили бутерброды-канапе. Рядом с нами выпивал и закусывал ухоженный господин лет пятидесяти в очень хорошем костюме и с серьгой в ухе.

– Не понимаю, – наклонился ко мне мой приятель, – либо он уже такой босс, что вообще все может позволить. Либо какой-то недоделанный.

– Ну, может, он из рокеров. Память молодости.

– В его возрасте пора бы уже повзрослеть.