Въездное & (Не)Выездное

Помню, однажды парень по имени Джеф Хэррис – англичанин, присматривающий в Брюсселе за евроэкстремистами, про коих он пишет книги, – потащил меня на ланч на площадь Журдан. «Популярное место», – сказал он. Я поверил, когда на подступах он раскланялся с дюжиной чиновников Европарламента (евробюрократы, как и геи, в выборе мест для еды осечек не делают). На площади произрастала унылая круглая постройка – в Ленинграде когда-то такими метили конечные остановки трамваев. Мы подошли. Остановка называлась «У Антуана» и торговала фритами навынос. Подле, блаженно-счастливые, фритами объедались семейные матроны и поклонники промискуитета, депутаты и гастарбайтеры, коренные и понаехавшие, – единая, черт побери, Европа!..

Впрочем, забегаю вперед. А тогда, в первый приезд в Брюссель, я мечтал найти буколический городок под хребтами черепичных крыш, желательно пропахший шоколадом, – как в Москве до сих пор им пахнет галерейный район у бывшей фабрики «Красный Октябрь».

Как говорит поколение next, действительность меня обломала жестоко. Брюссельская авеню Сталинград выглядела так, будто битва случилась вчера. На улице, где я зарезервировал комнату – серой, тоскливой и бесконечной, как жизнь по гудку – не было номеров домов, и я надеялся, что правильно понял хозяйку, уверявшую, что «я мимо не пройду». Неожиданно среди уныния образовался дикий виноград, в зарослях обнаружилась дверь. Вышедшая дама грозно спросила, где моя жена. Покачав головой и сказав, что не доверяет мужчинам младше 50, приехавшим без жен, она все же впустила: похоже, из жалости. В комнату вели грандиозные стеклянные двери с травленой плавиковой кислотой рисунком. Кровать эпохи мадам Рекамье могла разместить полк. В столовой из-под пятиметрового потолка свисала хрустальная люстра размерами с то чудище, что украшает в Лондоне Музей Виктории и Альберта. За круглым столом сидели семейные пары старше 50, все в черном, и ножи зловеще звякали в тишине, потроша тушки круассанов. Вдруг грянул Вагнер. Я физически ощутил, что сейчас прозвучит выстрел, а потом приедет Пуаро, и нам не дадут разойтись, пока не найдут убийцу – и бросился вон.

Я бежал до площади Гран-Пляс, где барочные здания цехов и готический абрис ратуши ласкают не столько глаза туристов, сколько линзы их фотокамер, – и плюхнулся за столик. Окрест, насколько хватало взгляда, столики были уставлены черными кастрюлями. В кастрюлях возвышались груды мидий. Публика – плотоядно, смачно, как семечки – поглощала моллюсков, выбрасывая шелуху раковин в крышки от кастрюль.

Возлюбленные братья и сестры мои, родня по чревоугодию! Любой дурак умеет готовить мидии: моешь раковины, режешь пару лимонов, чуть томишь это добро в собственном соку, пока не раскроются створки. Это так же просто, как готовить мидии в белом вине или в пиве – и так же просто, как готовить фриты или сохранять в мясе сок. Это умеют все дураки и дуры мира. Но почему-то у дураков получается унылое дерьмо, а в Бельгии – бесконечное счастье. Почему? Не знаю. Но и в ар-нувошном Brasserie Horta, и в шалмане со стершимся от обилия туристов именем, и на скучнейших деловых авеню, и в кишочках улочек на холме над брюссельским Дворцом Правосудия – вы всюду найдете три слагаемых местного кулинарного счастья: фриты, мидии, шмат мяса. (A propos: в переулках над упомянутым Дворцом мы с женой однажды наткнулись на гастрономический ресторан Le Gourmandin. Там двое мужчин совмещали функции нежных друзей, поваров и официантов. Когда они принесли заказ – голубя с карамелизированным баклажаном на ковре из картофеля – я обомлел: ковер был сложно соткан из картофельных нитей.) Так что не спрашивайте у меня адреса.

Впрочем, один – в качестве предупреждения – я все же дам. Однажды в поисках средневековых красот я поехал в Брюгге (меня извиняет то, что фильм «Залечь на дно в Брюгге» тогда еще не был снят). Насладившись каналами и игрушечными домиками, я поспешил на вокзал по улочке Oostmeers (собственно, другого пути не дано). Улочка представляла собой череду кондитерских лавок. И я, не любящий сладкое человек, накупил шоколада в подарок сестре, жене и племянницам. И мне его художественно упаковали. И потом, в ожидании электрички, я решил одну коробочку открыть. Соблазнился запахом. Хотя это был не изысканный Marco Lini, а уж бог его знает какой шоколад…

…И когда электричка пришла, я стоял, как идиот, с перемазанным шоколадом ртом, и доедал последнюю упаковку.

И самое ужасное – мне за это до сих пор не стыдно!

2011

COMMENT