Въездное & (Не)Выездное

Недавно арт-куратор Марат Гельман рассказал о своем новом проекте. Касается Твери, называется «Издательский рай». После арт-революции, которую Гельман произвел в Перми (а Пермь благодаря Гельману из провинциального города превратилась в одну из столиц современного искусства: вокзал был переделан в музей, по крышам присутствий стали путешествовать огромные красные буквы «П», на улицах проросли инсталляции), Марат теперь хочет так же всколыхнуть, наполнить новым смыслом Тверь. Тем более что город на трассе между Москвой и Питером: будут заезжать и приезжать.

У Гельмана есть особенность, которой он не скрывает: примерно каждые лет семь он кардинально меняется, ощущая себя новым человеком, не имеющим отношения к предыдущему. Он вдоволь покувыркался в российской и украинской политике, занимался галереей, был однажды зверски избит неизвестными, принимал участие в создании «Винзавода», а потом превратил в арт-площадку целый город. Может, умение меняться заставляло его так страстно отдаваться новым проектам, но именно страстное увлечение снимает противоречие между собственной совестью и гнусностью государства.

Потому что если превращаешь Пермь в полигон арт-идей, то неважно, кем является тот, кого ты своим делом увлек: художником или министром, ментом или вором. Важно, что увлеклись. Когда Ольга Свиблова превращала Москву в мировую фотостолицу, – ей что, мешали эстетические вкусы Лужкова, особенности бизнеса его жены или общее гниловатое московское устройство? Да она бы при любом режиме продвигала фотографию в массы.

Главный риск этого варианта – оценка властью культурных революций как политических. Гельману в Перми повезло с губернатором Чиркуновым. Советским же абстракционистам с Хрущевым – не повезло. Сегодня место советских абстракционистов занимает в России арт-группа «Война»: часть сидит, часть под следствием, идеолог Плуцер-Сарно в эмиграции в Праге.

ВАРИАНТ 7: СТАТЬ ТУРКОМ

Я хотел бы вернуться к разнице ощущений, бытовавших в моем кругу несколькими годами ранее и сейчас. Тогда тревога была связана с тем, что страна развивается не по-европейски, коррумпированно, несправедливо, а оттого может рухнуть. Сейчас тревога связана с тем, что страна несправедлива, коррумпирована, но не рухнет. Все будут долго, до горизонта жизни, с Европой ругаться, на Европу оглядываться, воровать, надувать щеки, давить слабых, лебезить перед сильными. В принципе, похоже на Турцию. Даже в оглядке на Европу много общего. Только одной стране дал пенделя по направлению к Европе Петр, а другой двумя веками позднее – Ататюрк. Обе страны – ни Восток, ни Запад; в обеих – государства ни светские, ни религиозные. Обе полны противоречий, но в обеих основу нации составляют люди, которым эти противоречия как с гуся вода.

Эти люди добры тем, что писатели-почвенники называют «национальным характером», эти люди невероятно пластичны, эти люди из любого времени, режима, религии успешно одомашнивают лишь то, что способствует благоденствию ближнего круга, – а перспективы на поколения вперед их не волнуют совсем. Моя теща такой человек. Она смотрит телевизор. Она искренне верит, что Лукашенко порядок навел и что он крестный батька (в разное время по телевизору показывали разное). Ее радует и наш нынешний достаток, и порядок при Сталине. Она не хочет съездить за границу «посмотреть», хотя мы предлагали. Для нее величие страны есть производное от размера. У нее есть кот, она разговаривает с ним. Когда я приезжаю, она, не спрашивая, хочу я или нет, накрывает на стол. И – положа руку на сердце – она живет более цельной, а потому более счастливой жизнью, чем я. Россия – ее страна.

Стать гармоничным русским (или гармоничным турком) – тоже хороший вариант.

Просто для меня это путь невозможный.

Вон турок Орхан Памук написал блистательный, грустный и горький насквозь роман «Стамбул», сокрушил все мои прежние представления о Турции, получил Нобелевскую премию, но из Турции вынужден был уехать, потому что он написал не так, как хотели бы гармоничные турки.

Если я напишу и получу – боюсь, тоже придется.

2011

КОММЕНТАРИЙ

Актер Девотченко оказался прав.

Из государственного телеэфира меня в 2011-м убрали по причине политической неблагонадежности: я позволил себе прилюдно по радио сказать то, что думал, о питерской губернаторше Матвиенко.

А в Перми Кремль сменил губернатора, и новый все идеи Марата Гельмана похерил; а тверской проект Марата Гельмана тоже погорел, и тоже из-за смены губернатора.