Квашня вновь смачно сплюнул. Артём сопроводил плевок взглядом, заметил шляпку мухомора в невысокой траве и презрительно пнул её ногой. Гриб разлетелся на части и скрылся в туманной низине оврага. Вдруг раздалось шипение сжатого воздуха, дымная пелена вскипела веретенообразным завихрением, подняв вверх куски дёрна, валяющиеся ветки и палую листву деревьев. А затем произошло некое подобие шумного взрыва, раскидавшего мелкой пылью то, что крутилось внутри воздушного мини — смерча. Парень недоумённо смотрел на происходящее, а резко присевший на корточки Квашня сказал поучительно:
— Вот оно тебе надо было, а? Я же сказал, идти строго за мной. Видал, что делается? Вот тебе наука. А если бы мы край её зацепили? Она тогда и нас бы туда утянула. И оставила ровно столько же запчастей, сколько от всего, что внутри её было…
— А что это такое?
— «Воронка», мать её в коромысло! А ты в неё грибом… Кстати, чем тебе гриб не угодил?
— Так ведь это мухомор…
— Мухомор, — передразнил Квашня. — И что с того?
— Так ведь поганка…
— Кому поганка, а кому лекарство от болезней! Не знаешь, что ли, что мухоморами лоси лечатся? Специально их ищут и едят. Уж не ведаю, что у них там болит, но то, что сохатые используют их как лекарство — факт. А ты — пинать. Тем более, вблизи аномалии. Думай на будущее о последствиях, прежде чем лишнее движение делать. Пошли дальше, только без подобных фокусов более.
— Слушай, Михалыч, — разрядил обстановку Сиплый, — а у меня тёща чем‑то заболела, так тоже мухоморы собирала, делала из них настойку на спирту и потом натиралась ею. Это к чему?
— А к тому, что ты по Зоне много бродишь, Стёп.
— Не понял…
— А чё тут непонятного? Она тебе, «сохатому», специально на болезнь твою головную намекала…
Сиплый поначалу замер в ступоре, не уловив подвоха в словах Квашни. Но когда тот потихоньку засмеялся, присев на корточки, прыснул вслед за ним. Видя, что до Артёма не дошёл смысл сказанного, оба сталкера развеселились ещё сильнее.
— Ой, я не могу, Михалыч! Так ведь он молод ещё и не женат. Где ему нас — рогатых понять!
— Ты ржи, Стёпа, потише. А то и действительно, какого лося брачным кличем призовёшь…
— Ой, Михалыч, не могу! Аж живот разболелся… А я анекдот знаю на эту тему. Мужик один говорит другому: «Я больше „Шолдерсом“ не пользуюсь. Только недавно понял, что не перхоть у меня. Это после развода с женой опилки от спиленных рогов остались»!
Тут и до Артёма дошло, о чём говорят сталкеры, и он включился в очередную паузу для веселья. А Сиплый продолжил:
— А однажды тесть с бодуна был, так в горячке это «лекарство» хряпнул. И, ты знаешь, Михалыч, нифига с ним не стало. Он потом говорил, что даже градусов больше сделалось, чем в спирте.
— Ага, — Квашня опять сидел на корточках и мотал от смеха головой из стороны в сторону. — С бодуна он… Вот, небось, бодался с зелёными чёртиками до той поры, пока градусы до его тридцати шести и шести не опустились! Скажешь тоже: повысились! До ста, что ли, догонял? До кипения?
— Так не знаю. Он же про свои ощущения рассказывал. Ещё мне предлагал…
— Ну, тебя бы не взяло. После Зоновской радиации и тушняка из схронов, которым по нескольку лет… Пил бы спокойно, как водичку дистиЛитрованную… Хе — хе — хе!
— Да я, конечно, попривыкший ко всяким гадостям, но до такого ещё не доходил, чтобы мухоморы жрать…
— Это ты зря… там самая загвоздка в том могла быть, что тесть твой привычный к таким подаркам, а ты ещё нет.
— Как это? Он же в Зоне ни разу не был, чтобы к гадостям привыкать…
— Так ведь я не о том… А вдруг тёща твоя только для виду натиралась этой настойкой? Пока, значит, вы рядом были… А сама в ваше отсутствие ею тоже свой бодун лечила помалу… И ненароком туда слюны напускала. Ну… ядовитой своей… Тесть‑то твой, он привычный к подобному. Сколь уже с ней живёт, да лобызается. Вот и попривык. Этот…как его… иммунитет выработал на выделения её… Хе — хе — хе!
— Что да, то да… А я‑то думал ещё после свадьбы нашей с Вероникой: что у меня на лбу за пятно появилось несмываемое? Так это ж тёща меня, когда благословляла нас на узы брака, в лоб‑то поцеловала! Вот оно чё, Михалыч! Спасибо, надоумил недоросля. Теперь, как выберемся отсюда, ни в жизнь к ней миловаться не полезу! Пусть тесть в одиночку свой тяжкий крест несёт…
— Ну, ладно, братва. Заканчиваем цирк… — Квашня внезапно посерьёзнел и, подняв в предупреждении руку, замер, внимательно вглядываясь вперёд. — Не пойму, что там такое… Ну‑ка, Стёпа, включи свой приборчик да пошарь по округе взглядом механическим. А то мой что‑то никак не желает видеть… Только чую, что опасно там.
Сиплый мгновенно среагировал на команду старшего. От его былой весёлой бесшабашности не осталось и следа. Команда затихла, слышалось только переливчатое пение небольших пичуг в кронах деревьев, почти сплошным куполом закрывающих вид на небосвод. Из‑за этого в лесу казалось, что день близится к закату. Стало заметно сумрачнее, а через стелющийся ковёр туманной дымки едва проглядывали впереди неясные мечущиеся тени. Сталкер направил прибор в нужную сторону и присвистнул: