Вид с больничной койки

Иногда оторопь берет… По информации «Вестника» Московского научного общества терапевтов лучше всего поставлено здравоохранение… Нет, не в США не в Швейцарии, не в Англии, не в Норвегии… Представьте себе — на Кубе. Странно, не правда ли? Ведь «независимая» наша пресса выжимает у читателей слезу, рассказывая о горестях народа, живущего на Острове свободы. Да, миллионеров на острове нет — факт неоспоримый. Оттого и затраты на медицину составляют здесь 15 процентов госбюджета (у нас в десять раз меньше). Причем вот что поразительно: все клиники равноценны и равнодоступны. За жизнь пациента медики борются собственными силами. Наглядный пример тому — история болезни команданте Фиделя Кастро. Дела его были действительно плохи, но кубинские медики оказались на высоте, причем обошлись без варягов.

Отчего ж и почему наши изнеженные чиновники и доморощенные толстосумы не доверяют свои телеса местным докторам. Чуть где прихватило, летят сломя голову в иноземные клиники, зря тратят казенную валюту. Между прочим, это позорно и стыдно, как стыдно и позорно вип-персонам разъезжать по улицам столицы на иномарках, тогда как страна имеет собственный автопром. Есть в этом нечто такое, что словами не выразить. Некрасиво это. Унижает национальную гордость народа. Черт подери, не лыком же мы шиты!

Давным-давно замечено: не на асфальте — обычно на неудобренной почве рождаются великие таланты, которыми потом гордится Россия, а то и весь мир. К сожалению, доля их часто незавидная.

…Повстречал я на жизненном пути доктора В. И. Колесникова. Заведовал он больницей на 25 коек в селе Иловке, на Белгородчине, по совместительству исполнял обязанности хирурга. О Василии Ивановиче в округе ходили легенды как о Гиппократе: будто руки имел он животворные, а сердце было золотое. Лично я за медпомощью к Колесникову не обращался из-за отсутствия поводов, ибо был здоров, как бык, ну и молод, как собака. В ту пору по семейным обстоятельствам я отошел от журналистики — перешел на службу в другое ведомство. Короче, работал культурологом в тамошнем колхозе имени Чапаева. А жил во дворе больницы.

Василий Иванович прибыл в ту местность не по личному выбору — по назначению госкомиссии медвуза. По натуре увалень, тут и осел. Корни пустил, обзавелся семьей. Жена Фрося нарожала ему детей, четверо или пятеро. Однако деревенский мужик не погряз в бытовщине, по инерции продолжал самообразование, выписывал домой всесоюзный журнал «Хирургия». По межбиблиотечному абонементу регулярно получал книги классиков медицины. Штудировал Авиценну, перечитывал тома Парацельса, шпарил наизусть Гиппократа. Вместе с тем обожал высокую поэзию. Случайно открыл для себя Иосифа Уткина — и меня к нему приохотил.

А однажды в гостях наш доктор ни с того ни с сего вдруг запел: исполнил под аккордеон русский романс «Накинув плащ». В стародавние слова певец вложил столько души и чувства, что в нашей маленькой компании каждый вообразил себя на месте подгулявшего полуночника… По сей день в ушах моих звучит упоительный голос в сочетании с проникновенной русской мелодией, которые самолично хочется воспроизвести хотя бы на бумаге. Пишу сейчас текст по памяти, в душе же слышится упоительная музыка:

Накинув плащ, с гитарой под полою,

К ея окну, прильнув во тьме ночной.Не разбужу ли песней удалоюТревожный сон красавицы младой?

Вот прозвучала последняя нота, певец не спеша снял с груди переливающийся огненным перламутром полноразмерный аккордеон, компания же сидит, не шелохнувшись. Все будто воды в рот набрали. Ну никакой ответной реакции. Потом вдруг шквал, обвал. В едином порыве все дико закричали, заверещали. Женщины бросились обнимать, целовать смущенного певца, приговаривая:

— Зачем же вы, такой-сякой, зарыли преогромнейший талант в землю?

— Ой, да вы же поете почти как Лемешев и не хуже Кобзона.

Чтобы понять значение этих макси-комплиментов, надо иметь в виду следующее: Иловка — сама по себе знаменитость. Село звонкое, в своем роде песенный заповедник. Здесь знают цену и певцам, и музыкантам. Хозяйка дома, выждав момент, церемонно поднесла герою вечера на расшитом рушнике казачью чарку чистого, как слеза младенца, самогона тройной перегонки. Василий Иванович выпил одним махом, глазом не моргнул, не покривился. Затем приложив ладонь к груди, изрек с поклоном:

— Лемешев, Кобзон — все это, конечно, приятно слышать… Но кто бы тогда, дорогие мои земляки и землячки, вас тут лечил?

У этого вечера было продолжение, причем не в узком кругу — на сцене местного Дома культуры.

К Святкам придумали мы художественную программу. На людных местах и на всех перекрестках повесили заманчивые объявления: «Оторвитесь от телевизора! Всех ждем к себе в гости. Будет вечер удивительных сюрпризов».