Видессос осажден (Смутное время-4)

"Конечно". Маниакес придал своему голосу бодрости. "От Опсикиона слишком далеко, чтобы плавать, и вода слишком холодная для купания в это время года, в любом случае. Я отпускаю вас сейчас, уважаемый сэр; я знаю, что вам предстоит собрать вещи, и завтра вам нужно будет выехать пораньше, поскольку дни сейчас такие короткие. Еще раз спасибо за вашу готовность занять этот пост в столь короткий срок ".

Елииф начал что-то говорить. Маниакес отвернулся от него, показывая, что аудиенция окончена. Пойманный в ловушку придворного этикета, прекрасному евнуху ничего не оставалось, как удалиться. Краем глаза Маниакес заметил выражение лица Елиифа. Оно было более красноречиво ядовитым, чем любое из его сладкозвучных слов.

Камеас вошел в зал для аудиенций несколько минут спустя. "Это правда, ваше величество? Остров Калаврия?" Маниакес кивнул. Евнух вздохнул. Его вид, возможно, не знал физического экстаза, но это было близко. "От всего сердца, ваше величество, я благодарю вас".

"Ты благодаришь меня, - потребовал Маниакес, - за то, что я сделал это с бедным, сонным, невинным Каставалой?"

Автократор и вестиарий мгновение смотрели друг на друга. Затем, как будто они были двумя мимами, воспринявшими одну и ту же реплику, они оба начали смеяться.

День середины зимы выдался ясным и холодным. Холод не имел никакого отношения к тому, почему Маниакес предпочел бы остаться в постели. "Было время, - сказал он удивленным тоном, - когда я с нетерпением ждал этого праздника. Я помню это, но мне трудно заставить себя поверить в это".

"Я знаю, что ты имеешь в виду", - сказала Лисия. "Хотя ничего не поделаешь". "Нет, не тогда, когда ты Автократор", - согласился Маниакес. "Одна из вещей, по которой городская толпа судит о тебе, - это то, насколько хорошо ты можешь сносить побои, которые устраивают труппы мимов". То, что у них была дополнительная причина содрать с него кожу, потому что он был женат на Лисии, само собой разумеется. Его жена, которая также была его двоюродной сестрой, понимала это так же хорошо, как и он.

"Пока мы не в Амфитеатре, мы можем попытаться насладиться днем", - сказала она, и Маниакес кивнул.

"Ну, да", - признал он. "Единственная проблема с этим в том, что нам приходится проводить в Амфитеатре добрую часть дня".

"Но не все". Лисия, казалось, была полна решимости извлечь максимум пользы. Последние несколько лет в этом заключалась роль Маниакеса, когда она неохотно появлялась на публике. Но теперь она потянула его за руку. "Пойдем", - сказала она.

Он пришел, затем внезапно остановился. "Я знаю, что это такое", - сказал он. "Ты так рад, что можешь быть на ногах после того, как получил Савеллию, что все, кроме внутренней части императорской резиденции, выглядело бы для тебя хорошо".

"Полагаю, ты прав", - сказала она. Затем она показала ему язык. "Ну и что?" Она снова потянула его. На этот раз он позволил себя потащить.

Когда они с Лизией покинули отапливаемую в гипокаусте резиденцию, дыхание вырывалось из их ртов и носов огромными, мягкими на вид облаками тумана. На мертвой желто-коричневой траве лужаек между зданиями блестел иней. Словно для борьбы с холодом, на булыжной мостовой, ведущей на восток к площади Паламы, пылал большой костер.

Толпа дворцовых слуг, конюхов и садовников, а также несколько простых горожан в праздничных нарядах стояли вокруг костра. Некоторые сгрудились поближе, протягивая руки, чтобы согреть их. Затем прачка бросилась к огню, длинные юбки развевались у ее лодыжек. Перепрыгивая через костер, она крикнула: "Гори, несчастье!" Она пошатнулась, когда приземлилась; конюх в безвкусной тунике подхватил ее за талию, чтобы поддержать. Она отплатила ему поцелуем. Его руки крепче обняли ее. Толпа улюлюкала и подбадривала и давала непристойные советы.

Глаза Лисии сверкнули. "В День Середины Зимы может случиться все, что угодно", - сказала она.

"Я знаю, на что надеется этот парень", - ответил Маниакес. Он наклонил лицо Лисии к своему для краткого поцелуя. Затем он сам побежал к костру. Люди кричали и убирались с его пути. Он прыгнул. Он воспарил. "Гори, неудача!" он закричал. По всему Видессосу, городу, по всей Империи Видессос, люди прыгали и кричали. Священники называли это суеверием и иногда выступали против него, но когда наступил День Середины Зимы, они тоже вскочили и закричали.

Звук решительно бегущих ног заставил Маниакеса оглянуться. Вот появилась Лисия, ее очертания странно менялись, когда ее видели сквозь тепловую рябь огня. "Гори, неудача!" - крикнула она, прыгая. Убедившись, что никто его не опередил, Маниакес облегчил ее приземление. "Что ж, спасибо вам, сэр", - сказала она, как будто никогда не видела его раньше. Толпа снова заулюлюкала, когда он поцеловал ее еще раз. Предложения, которые они озвучили, ничем не отличались от тех, что они дали конюху и прачке.