Первое отделение, в которое я попала, занималось хирургией катаракты и глаукомы, и в один из дней доктор, за которым я была закреплена, позвал меня в операционную. Операционная этой клиники была похожа на космическую станцию: огромное пространство с несколькими операционными столами, расположенными по кругу, и к каждому прилагался микроскоп и телевизор, на котором транслировались все манипуляции хирургов. Докторов и медсестер было намного больше, чем на моей первой базе. Одна из медсестер помогла мне одеться в хирургический костюм и, показывая на один из мониторов, комментировала для меня все этапы хирургии катаракты. После завершения операции меня пригласили сесть за один стол с моим доктором, который должен был заменить хрусталик маленькому ребенку с врожденной катарактой. Для меня настроили второй операционный микроскоп, чтобы я видела все, что делает доктор. Это был мой первый опыт работы с операционным микроскопом, потому что, как я писала ранее, катаракта меня не интересовала. Я внимательно следила за всеми этапами операции, пока не почувствовала сильнейший дискомфорт в глазах. Было настолько неприятно, что я постоянно отрывалась от микроскопа, чтобы избавиться от этого ощущения. К концу операции у меня от боли выступили слезы. Именно так проявило себя мое собственное глазное заболевание.
Когда я была совсем маленькой, мама обратила внимание, что у меня косит левый глаз, с чем обратилась к офтальмологу по месту жительства. Я помню, как медсестра проверяла мне остроту зрения по таблице и левым глазом я не видела даже самые большие буквы, а потом доктор в темной комнате бесконечно долго светила мне в глаз ярким светом, который отражался от зеркального офтальмоскопа. Доктор не видела никакой проблемы и убеждала маму, что мое косоглазие — плод ее воображения. Да только вот косоглазие заметно на всех моих детских и подростковых фотографиях, особенно на тех, которые были сделаны со вспышкой. При отсутствии косоглазия свет от вспышки виден четко по центру зрачков, а при наличии — смещен в сторону. Довольно часто на прием прибегают молодые родители, которым кажется, что их малыш косит, и фотофиксация со вспышкой помогает убедить их в обратном. Такое косоглазие называется мнимым, и связано оно с особенностями строения младенческого лица.
Учась в девятом классе, я заметила, что стала хуже видеть надписи на доске, даже сидя за первой партой. Перед началом нового учебного года мы с мамой поехали в соседний город с целью обновить гардероб и заодно обратились в оптику, чтобы проверить мне зрение и подобрать очки. Именно в тот день нам впервые озвучили мой диагноз.
Амблиопия, или синдром ленивого глаза — состояние, при котором один или оба глаза имеют сниженное зрение, ничем не корректируемое.
По разным причинам головной мозг перестает воспринимать сигнал от одного из глаз и «выключает» его из зрительного акта. Это приводит к нарушению бинокулярного зрения[7]
, которое во взрослом возрасте уже не восстанавливается. В моем случае амблиопия была напрямую связана с косоглазием.Операционный микроскоп имеет два окуляра, и при наличии нормального бинокулярного зрения человек видит объемное изображение и может легко оценить глубину увиденного. Я, к сожалению, этого лишена и именно поэтому почувствовала зрительный дискомфорт, глядя в микроскоп.
Выйдя из операционной, я разрыдалась от обиды и злости. Да, я до сих пор злюсь на того доктора из детской поликлиники, которая своевременно не поставила мне диагноз и не назначила лечение. Поэтому я теперь с большим трепетом отношусь к детскому зрению. Меня, зареванную, застала в коридоре заведующая кафедрой, которая после моего рассказа сказала: «Не переживай, значит, ты не будешь хирургом, а будешь офтальмологом-терапевтом». Так мечту стать хирургом убили во мне во второй раз…
«Детство»
Офтальмологи обычно называют так детскую офтальмологию и детские офтальмологические отделения.
Несмотря на то что я училась на педиатрическом факультете, мой путь в «детство» начался только на шестом курсе, когда я решила устроиться работать медсестрой. Мне казалось неправильным, что, заканчивая университет, я до сих пор не умею делать внутривенные инъекции или брать кровь из вены. Мне нужна была такая практика. Занятия по педиатрии проходили на первом этаже одного из корпусов крупной больницы, и в перерыве я просто ходила по этажам, спрашивая, не требуется ли где-то медсестра. Предложение помочь с удовольствием приняла старшая медсестра детской травматологии.
Первый раз мое сердечко екнуло, когда одна из маленьких пациенток подошла ко мне, чтобы обнять и подарить конфету. Именно тогда я поняла, насколько искренними и благодарными могут быть маленькие пациенты и насколько сильно хочется им помогать и оберегать их. Жаль, не все понимают, что дети беззащитны, а некоторые еще и грязно пользуются этой их особенностью.