Видящий Победу

– Мы, – сказал он и громко выдохнул, – очень ценим тебя, мальчик. Поэтому, – он взглянул на открытую дверь и снова повернулся к Никанору, – дадим детали. Не был бы ты гением, было бы… – наверное, здесь он хотел сказать «проще», но после секундной заминки добавил, – иначе.

Почувствовав лёгкий туман в голове, Никанор заметил, что комната как-то искажается и заваливается. Он присел на стул и сцепил за спиной руки в замок, стараясь создать впечатление, что разминает спину.

– Они были очень плохими людьми, – гнусаво продолжил мужчина, – поэтому… – он не успел договорить, как Никанор, не ожидая от себя, вскочил и громко крикнул:

– Хорошие! Они хорошие! И они есть и будут всегда! – выпучив глаза Ники подпрыгнул к мужчине, который в сидячем положении был чуть ниже его.

– Мальчик, – поднял руку главный учитель и помахал ей, будто хочет рассеять дым, – ты умный мальчик, – он ни разу не обратился к Никанору по имени, – тебе пгидётся выслушать молча и пгинять всё как есть.

Представив как отпускает пощёчину за обман этому неприятному толстяку, Ники дёрнул плечом, но ничего не сделал. Противный писклявый голос где-то внутри сознания скомандовал сесть и слушать молча, как сказал самый главный учитель школы, который нашёл время прийти и лично рассказать всё.

– Мальчик, – продолжил мужчина когда Ники сел обратно и не моргая уставился на него, – как бы тебе это объяснить, – он задумчиво почесал лоб.

– Я гений, – раздув ноздри прервал Никанор, – можете говорить как есть.

– И то так, – согласился учитель, слегка качнув головой, – Иван и Дарья Треумовы осуждены на полное исключение из общества и ссылку на необитаемую территорию.

– Но почему?! – снова повысил голос Ники, вспомнив добрый и ласковый мамин взгляд, полный любви. – Почему? – прошептал он, прикоснувшись к верхней пуговке серого жилета, постоянно расстёгнутой, как у отца.

– Нарушение двести восемьдесят второй статьи мирового соглашения о нормах поведения в обществе. – мужчина замер и приложил руку к груди, слушая сердце, – Если бы не их заслуги перед обществом, то их погрузили бы в вечный сон.

Никанор молчал, голова гудела, а каждое только что услышанное слово отдавалось эхом, будто он находится в маленькой комнатке, а жуткие новости, как аудиозапись, крутятся на повторе. Не в силах нажать на паузу и прервать эту словесную какофонию в своей голове, Ники молчал. Ему даже показалось, что он забыл как дышать, несколько вдохов и выдохов получились такими вымученными, сложными.

– Ты в этом году будешь изучать все законы, – добавил мужчина, осознав, что основы мирового соглашения ученикам до девятилетнего возраста даются на уроках выборочно, – но скажу тебе пгямо. – главный учитель сделался очень серьезным и даже выпрямил спину, – они сегьезные пгеступники и наше счастье, что их кгупиговку активных беспегспективных уничтожили так быстго. – он облокотился ладонями на колени и медленно встал.

Никанор с ненавистью смотрел на этого толстого ущербного человека, который лжёт. Его родители не могли быть преступниками. Не находя объяснений своим мысленным утверждениям, Ники просто кричал в своей голове «не могли!», но сцепив зубы молчал, уставившись куда-то сквозь пространство.

– Ты всё поймёшь, мальчик, – мужчина подошёл к не двигающемуся Никанору и положил руку ему на голову.

«Не трогай! – Ники хотелось вскочить и толкнуть мужчину, выгнать из своей комнаты, – это мои волосы, такие же как у мамы!». Он сцепил зубы и молчал. Верхняя челюсть давила на нижнюю так, что казалось, как только мальчик откроет рот, зубы осыпятся мелкими крошками.

– Пгосто надо это пегежить, – добавил мужчина и взъерошил рукой копну отросших каштановых волос Никанора.