Видоизмененный углерод

– Знаешь, иногда бывает полезно взглянуть на вещи со стороны. И даже когда высказываешься перед кем-то, на самом деле говоришь с самим собой. А собеседник требуется только для того, чтобы слушать. Так что лучше не держи в себе.

Я вздохнул.

– Не знаю. Я давным-давно похоронил все связанное с отцом. Это уже давно мертво.

– Ну да, конечно.

– Я говорю серьёзно.

– Нет. – Он ткнул в меня пальцем, так же, как я сам на балконе виллы «Закат» ткнул в Банкрофта, когда тот не хотел признать выложенные мной факты.

– Ты лжешь самому себе. Помнишь того сутенера, которого мы встретили в кабаке Ласло в тот год, когда вступили в банду Шонагана? Нас едва успели от него оттащить, а то бы ему точно несдобровать.

– Это все химия. Мы накачались по уши тетраметом и выпендривались перед ребятами Шонагана. Твою мать, нам ведь тогда было всего шестнадцать.

– Вздор. Мы поступили так потому, что тот тип был похож на отца.

– Возможно.

– Точно. И по той же самой причине в течение последующих полутора десятилетий мы убивали всех начальников.

– О, успокойся, мать твою! Полтора десятилетия мы убивали всех, кто стоял у нас на пути. Это же была армия, мы зарабатывали этим на жизнь. К тому же с каких это пор сутенер стал начальником?

– Ну хорошо, мы с тобой пятнадцать лет охотились на сутенеров. И на тех, кто пользуется их услугами. Возможно, именно за это нам сейчас приходится расплачиваться.

– Матерью отец никогда не торговал.

– Ты в этом уверен? В таком случае, почему мы обрушились на обидчиков Элизабет Элиотт с неумолимостью тактической ядерной боеголовки? Почему в этом расследовании мы сделали такой упор на публичные дома?

– Потому что, – сказал я, наливая себе слой виски толщиной с палец, – таким это расследование было с самого начала. Мы занялись девчонкой Элиотт потому, что это казалось правильным направлением. Интуиция чрезвычайных посланников. То, как Банкрофт обращался со своей женой…

– О, Мириам Банкрофт. Тут мы могли бы о многом поговорить.

– Заткнись. Элизабет Элиотт оказалась чертовски удачным ходом. Без визита в биокабины Джерри мы бы ни за что не вышли на «Голову в облаках».

– Ага. – Презрительно фыркнув, он опрокинул в рот свой стакан. – Верь во что хочешь. А я скажу, что Лоскутный человек был своеобразной метафорой для нашего отца, потому что мы не могли взглянуть правде в глаза. Именно поэтому мы наложили в штаны от страха, впервые столкнувшись с составной конструкцией. Помнишь санаторий на Адорасьоне? После того короткого спектакля нас целую неделю преследовали кошмары. Мы просыпались, сжимая в руках разорванную в клочья подушку. После этого нас были вынуждены отправить на психологическую реабилитацию.

Я раздраженно махнул рукой.

– Да, помню. Я помню, как мне тогда было страшно – но только я испугался Лоскутного человека, а не отца. То же самое чувство мы испытали, встретившись с Кадминым в виртуальности.

– Ну а теперь, когда его больше нет в живых, что ты чувствуешь?

– Ничего.

Он снова ткнул в меня пальцем.

– Это отговорка.

– Никакая это не отговорка. Ублюдок встал у нас на пути, угрожал, и вот теперь он мертв. Конец сообщения.

– А больше тебе никто не угрожал? Напряги память. Быть может, когда ты был маленьким?

– Я не намерен больше говорить об этом. – Взяв бутылку, я снова наполнил стакан. – Поищи другую тему. Как насчет того, чтобы поговорить об Ортеге? Каковы наши чувства в этой области?

– Ты собираешься прикончить эту бутылку в одиночку?

– Угостить?

– Не надо.

Я развел руками.

– Тогда какое тебе дело?

– Ты хочешь напиться?

– Естественно. Раз уж мне приходится изливать душу самому себе, не вижу причин, почему я должен делать это трезвым. Так что расскажи мне про Ортегу.

– Я не хочу о ней говорить.

– А почему бы и нет? – рассудительно произнес я. – Помнишь, ты сам говорил, что надо же нам о чем-то говорить. Что ты имеешь против Ортеги?

– А то, что к ней мы теперь относимся по-разному. Ты больше не носишь оболочку Райкера.

– Из этого не следует…

– Нет, следует. То, что связывает нас с Ортегой, носит исключительно плотский характер. Ни для чего другого не было времени. Вот почему ты сейчас так горишь желанием говорить о ней. В новой оболочке у тебя осталась лишь смутная ностальгия о яхте, подкрепленная пачкой обрывочных воспоминаний. Теперь между вами нет никакой химии.

Я попробовал возразить, но вдруг понял, что мне нечего сказать. Внезапно обнаруженное отличие сидело между нами третьим, непрошеным гостем.

Копия-Райкер, порывшись в карманах, достал сигареты Ортеги. Пачка была сплющена. Достав сигарету, Райкер виновато посмотрел на неё и засунул в рот. Я едва удержался от неодобрительного замечания.

– Последняя, – заметил Райкер, прикасаясь кончиком сигареты к зажигательной полоске.

– Наверняка у отеля есть ещё.

– Да. – Он выпустил облако дыма, и я внезапно поймал себя на том, что завидую этой вредной привычке. – Знаешь, мы прямо сейчас должны обсудить один вопрос.

– Это ещё какой?

Но я знал, какой именно. Мы оба знали.