Видоизмененный углерод

– Культура общества подобна смогу. Живя в ней, приходится её вдыхать. А это неизбежно ведет к заражению. Что означает в данном случае свобода? Свобода извергать семя на лицо и грудь жене? Свобода заставлять её мастурбировать передо мной, делить её плоть с другими мужчинами и женщинами? Двести пятьдесят лет – это очень большой срок, мистер Ковач. Времени достаточно для того, чтобы рассудок оказался заражен самыми разнообразными грязными, похотливыми фантазиями, щекочущими гормоны каждой новой оболочки. И это при том, что более утонченные чувства становятся чище и благороднее. Можете ли вы представить, что происходит с эмоциональными узами за такой долгий срок?

Я раскрыл было рот, но Банкрофт поднял руку, призывая к молчанию. Я подчинился. Не каждый день приходится выслушивать излияние души, насчитывающей несколько столетий, а Банкрофта сейчас словно прорвало.

– Нет, – ответил он на свой вопрос. – Сколько вам лет? Подобно тому, как ваше общество слишком молодо, чтобы постичь жизнь на Земле, так и ваш жизненный опыт не может подсказать, что значит любить одного и того же человека в течение двухсот пятидесяти лет. В конце концов, если человек выдержит, если сможет пройти ловушки скуки и самодовольства, то, что у него останется, будет не любовью. Скорее это что-то вроде благоговения. Так как же состыковать это уважение, это благоговение с грязными желаниями, испытываемыми плотью, которую носит в данный момент этот человек? Так вот, уверяю вас, сделать это невозможно.

– И вы вместо этого даете выход эмоциям, общаясь с проститутками?

Усмешка вернулась на лицо Банкрофта.

– Не хочу сказать, что я горжусь собой, мистер Ковач. Но нельзя прожить так долго, не принимая себя в каждой грани, какой бы нелицеприятной она ни была. Продажные женщины были, есть и будут. Они удовлетворяют потребность рынка и получают соответствующее вознаграждение. А я таким образом очищаюсь.

– Ваша жена знает об этом?

– Разумеется. И уже в течение долгого времени. Оуму сообщила, что вы в курсе случившегося с Лейлой Бегин. С тех пор Мириам здорово поостыла. Уверен, у неё самой тоже есть свои приключения.

– Насколько вы в этом уверены?

Банкрофт нетерпеливо махнул рукой.

– Разве это имеет значение? Я не слежу за каждым шагом своей жены, если вас это интересует, но я её хорошо знаю. У неё, как и у меня, есть аппетит, и она должна его удовлетворять.

– И вас это нисколько не беспокоит?

– Мистер Ковач, меня можно обвинить во многом, но только не в лицемерии. Это лишь зов плоти, и ничего больше. Мы с Мириам всё прекрасно понимаем. А сейчас, поскольку этот разговор нас никуда не приведет, давайте, пожалуйста, вернемся к делу. Помимо полной невиновности Элиотта, что ещё у вас есть?

В один миг я принял решение, подсказанное инстинктом, находящимся за пределами сознания. Я покачал головой.

– Пока больше ничего.

– Но будет?

– Да. Ортегу можно списать на оболочку Райкера, однако остается Кадмин. Кадмин охотился не за Райкером. Ему был нужен именно я. Тут что-то есть.

Банкрофт удовлетворенно кивнул.

– Вы собираетесь поговорить с Кадминым?

– Если позволит Ортега.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что полиция изучит данные съемок со спутников, имеющие отношение к тому, что произошло в Окленде сегодня утром. То есть, скорее всего, ей удастся идентифицировать меня с человеком, выходившим из клиники. Наверняка в этот момент что-то висело в небе. Не думаю, что в этом случае Ортега будет расположена помогать.

Банкрофт позволил себе ещё одну сдержанную усмешку.

– Вы очень проницательны, мистер Ковач. Но вам нечего опасаться с этой стороны. Клиника «Вей» – то немногое, что вы от неё оставили, – упорно не желает предоставлять ленты внутренних видеосъемок и не собирается никого ни в чем обвинять. Она боится предстоящего расследования больше вас. Конечно, остается открытым вопрос, не попытается ли клиника свести с вами счеты лично.

– Ну а заведение Джерри?

Пожатие плечами.

– То же самое. После смерти владельца на первый план вышел коммерческий интерес.

– Очень мило.

– Рад, что вы это оценили. – Банкрофт встал. – Как я уже сказал, утро выдалось очень загруженным, и переговоры ни в коей мере нельзя считать завершившимися. Я буду очень признателен, если в будущем вы несколько умерите свои опустошительные налеты. Они обходятся весьма недешёво.

Поднявшись на ноги, я на мгновение увидел в подсознании отблески пожаров Инненина, услышал предсмертные крики, и вдруг изящный экивок Банкрофта показался мне тошнотворно-гротескным, напоминающим антисептические слова из отчётов генерала Макинтайра о потерях: «…оправданная цена за овладение побережьем Инненина…» Подобно Банкрофту, Макинтайр был человеком могущественным. А когда могущественные люди говорят об оправданных ценах, можно быть уверенным только в одном: платить будет кто-то другой.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ