Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии

Она обиделась как-то по-волчьи, сама волнисто пожала одним плечом и повернулась ко мне спиной, отправившись к кофе-машине у окна. Похоже, Мари выбрала клон своей последней оболочки, но теперь она казалась какой-то беспокойной до мозга костей, чего я за ней не помнил сорок лет назад. Еще она казалась более тощей, глаза чуть запали, и волосы она убирала в обрезанный хвост, который как будто стягивал все лицо. У ее выращенной на заказ адорасьонской внешности была подходящая костная структура; кривой нос казался еще более орлиным, темные жидкие глаза – темнее, а подбородок – волевым. Но все равно ей не шло.

– Ну, Ковач, в наглости тебе не откажешь. Так заявиться после Санкции IV.

Напротив меня за столом вздрогнула Вирджиния. Я чуть покачал головой. Адо покосилась на подругу.

– А ты что думаешь, Сиерра?

Сиерра Трес по обыкновению промолчала. Ее лицо тоже было омоложенной версией того, что я помнил, – изящно выточенные черты где-то между миллспортскими японцами и представлением генетического салона об инкской красоте. Его выражение ничего не выдавало. Она стояла у кофе-машины, прислонившись к стене, выкрашенной голубой клеевой краской, сложив руки на крохотном полисплавном топе. Как и у большинства только что проснувшихся обитателей дома, на ней были лишь напыленный купальник и дешевая ювелирка. С пальца с серебряным кольцом свисал, словно забытый, опустошенный демитас из-под кофе с молоком. Но ее взгляд, который танцевал между Мари и мной, требовал ответов.

Остальные за утренним столом согласно зашевелились. Согласно с кем – сказать было трудно. Я впитал реакцию с хладнокровностью подготовки посланника, задвигая ее для оценки позже. Мы уже прошли вчера ночью Опознание – стилизованный допрос, замаскированный под обычные воспоминания при встрече, – и установили, что я в новой оболочке – все же я. С этим проблем не было.

Я прочистил горло.

– Знаешь, Мари, ты тоже могла присоединиться. Но Санкция IV – совсем другая планета, никаких волн, океан плоский, как твоя грудь, так что я так и не придумал, нахрена ты мне там сдалась.

Это оскорбление было столь же несправедливым, сколь и многослойным. Мари Адо, бывший Голубой Жучок, была криминальным экспертом во множестве повстанческих специализаций, никак не связанных с искусством покорения волн, да и, если на то пошло, физически не уступала большинству женских тел в комнате, включая Вирджинию Видауру. Но я знал, как болезненно она относится к своему облику, а также что, в отличие от меня или Вирджинии, она ни разу не покидала планеты. Таким образом, я обозвал ее провинциалкой, помешанной на серфе, дешевым поставщиком сексуальных услуг и сексуально непривлекательным человеком в одном флаконе. Не сомневаюсь, если бы это слышала Иса, она бы взвизгнула от восторга.

Я все еще болезненно относился к темам, касающимся Санкции IV.

Адо посмотрела на большое дубовое кресло в конце стола.

– Выкинь этого ублюдка, Джек.

– Нет, – он протянул тихо, почти сонно. – Не сейчас.

Он раскинулся в кресле из темного дерева почти горизонтально, вытянул перед собой ноги, опустив нос, свободно сложив руки друг на друге на коленях, словно пытался читать по ним.

– Джек, он грубит.

– Ты тоже, – Бразилия извернулся и сел ровнее и ближе к столу. Его глаза встретились с моими. Его лоб усеивали капли пота. Я понял причину. Несмотря на новую оболочку, он не сильно изменился. Не бросил дурные привычки.

– Но она права, Ковач. Почему мы? Почему мы должны тебе помочь?

– Ты отлично знаешь, что это не ради меня, – соврал я. – Если куэллистская этика умерла на Вчире, тогда скажи, где ее искать. А то времени в обрез.

Фырканье с другого конца стола. Молодой серфер, который был мне не знаком.

– Чувак, ты даже не знаешь, Куэлл она или нет. Посмотри на себя – ты же в это сам не веришь. Хочешь, чтобы мы пошли против семьи Харланов ради какого-то глюка в ушибленной головушке чокнутой сучки из деКома? Это вряд ли,

сам.

За столом зазвучали голоса, в которых я услышал согласие. Но большинство молчали и наблюдали за мной.

Я посмотрел молодому серферу в глаза.

– А зовут тебя?..

– Тебе-то что, сам?

– Это Дэниэл, – сказал Бразилия легко. – Он с нами недавно. И да, ты видишь его реальный возраст. И, боюсь, слышишь.

Дэниэл покраснел и зыркнул таким взглядом, будто его предали.

– Факт есть факт, Джек. Это же Утесы Рилы. Никто не попадал туда без приглашения.

Улыбка, словно молния, перекинулась от Бразилии к Вирджинии Видауре и Сиерре Трес. Даже Мари Адо хмуро фыркнула в кофе.

– Чего? Чего ржете?

Я старательно удержался от того, чтобы присоединиться к улыбкам, и посмотрел на Дэниэла. Он мог пригодиться.

– Боюсь, ты правда выдаешь возраст, Дэн. Чуточку.

– Нацуме, – сказала Адо, словно что-то объясняя ребенку. – Имя тебе ничего не говорит?

Его взгляд послужил достаточным ответом.

– Николай Нацуме, – снова улыбнулся Бразилия, в этот раз в поддержку Дэниэла. – Не переживай, ты на пару сотен лет моложе, чтобы его помнить.