Вихрь

— Не понимаю! Мы чем-то вас оскорбили, мистер Турк? Вам угрожали? Я неудовлетворительно исполняю свою роль посредника?

— Мой посредник не вы, а Эллисон.

— Никакой Эллисон не существует, эта женщина не может быть посредником, так как не имеет больше нервного «узла» и не подсоединена к Сети!

— Она отлично говорит по-английски.

— Это мой родной язык, — поддакнула я.

— Вот именно!

— Но…

— Никаких «но». Я назначаю ее своей переводчицей, — отчеканил Турк. — Впредь мои контакты с Воксом будут осуществляться через нее. Врачи нам обоим пока что не требуются. Никаких скальпелей и таблеток! Вы можете это устроить?

Помявшись, Оскар обратился ко мне по-вокски:

— Если бы ты была полноценным человеком, то поняла бы, что твое поведение является предательским не только по отношению к административному классу, но и самому «Корифею».

Весомые слова! Трэю они повергли бы в трепет.

— Благодарю, но я знаю, что делаю, Оскар, — ответила я ему тоже по-вокски.

* * *

Как раз в это время Вокс начал свое неуклюжее и безнадежное плавание к Антарктиде.

Добыть надежные сведения у Оскара (продолжавшего появляться перед моим носом с удручающей регулярностью) было невозможно; но иногда удавалось разговорить медсестер, по-прежнему крутившихся рядом с нами, приносивших еду и справлявшихся о нашем самочувствии как назойливые родители. От них я узнала, что обитатели Вокса поначалу перешли от ликования («мы перебрались на Землю, пророчество исполнилось!») к смятению («Земля лежит в руинах, гипотетики по-прежнему не обращают на нас внимания!»), а потом к стоической верности древней клятве («раз гипотетики не идут к нам, мы сами их отыщем!»)

Но поиск гипотетиков оказался нелегким делом. Воздушные армии беспилотных аппаратов обследовали территории, бывшие некогда Южной Индией и Индонезией, но повсюду была только голая земля. Признаки жизни можно было обнаружить разве что у бактерий.

Океаны лишились всего кислорода. Когда-то, еще у себя в Шамплейне, я много читала о токсичности океанов. Углекислый газ, который мы тогда выбрасывали в воздух, сжигая топливо сразу двух планет, а не только собственное, сработал как спусковой механизм, хотя для достижения полного эффекта потребовалась не одна сотня лет. От ускоренного потепления в морях образовались слои сульфатных бактерий, и в атмосферу повалил ядовитый сероводород. По-научному это называется эвтрофикация. Такое случалось и раньше без всякого участия человека — именно с эпизодами эвтрофикации было связано периодические вымирание на планете всего живого.

Административный класс Вокса изучил немногие сохранившиеся записи диаспоры землян и решил, что нам надо добраться до последнего известного места проживания людей у Южного полюса, на берегу моря Росса, как это называлось тогда. Тем временем беспилотные аппараты продолжали бороздить воздушное пространство над Евразией и обеими Америками.

Когда я рассказала все это Турку, он спросил, как долго продлится наше плавание в Антарктику. Вокс он воспринимал, скорее, как цепочку островов, чем как морское судно. Вокс настолько превосходил размерами любое судно, на котором Турку доводилось плавать, что его воображение не справлялось с мыслью, что это все же судно, с поразительно мелкой при таких размерах осадкой и неплохой маневренностью. Так что на плавание к морю Росса должно было уйти, по моим прикидкам, месяца два. Я пообещала Турку как-нибудь совершить с ним экскурсию в машинное отделение и собиралась, — по причинам, которые не спешила ему объяснять, — сдержать свое обещание.

Многое я не могла ему объяснить, и причина тому была нехитрая: в Вокс-Коре даже у стен были уши, уши и глаза. Причем не обязательно, чтобы шпионить. Все эти нано-глаза и нано-уши, вделанные в стены, поставляли информацию в Сеть, которая фиксировала аномалии и поднимала тревогу при одной возможности возникновения нештатной ситуации, будь то ухудшение здоровья, технологический сбой, искра или даже запальчивый спор. Казалось бы, для нас двоих могли сделать исключение. Но в мою бытность Трэей меня учили, что при общении с Посвященными нет такого жеста или словечка, которым можно было бы пренебречь, во всем следовало искать любую информацию о гипотетиках и о том, что испытывали Посвященные, находясь среди них. Поэтому нас подслушивали не одни безжизненные «жучки». Я не позволяла себе сказать ничего такого, что не предназначалось бы для слуха администраторов. А успеть сказать надо было многое, причем поскорее.

(Даже если предположить, что нас не подслушивали администраторы, для «Корифея» наши беседы не могли составлять тайны. Я много думала о «Корифее», но не хотела, чтобы он об этом узнал.)

Мне хотелось научить Турка хотя бы азам географии и принципов функционирования Вокс-Кора, потому что эти знания могли ему впоследствии пригодиться. Несколько дней я оставалась его покладистой посредницей, делая то, чему научили Трэю, хотя больше я не была Трэей и не хотела ею быть.