Вихри волшебства

Однако насчет недалеко он действительно не ошибся. Минут через пять, когда тот, второй, принялся отчаянно сглатывать едва ли не каждую секунду, кеб надрывно заскрежетал и остановился, сверху послышалось громкое «Тпру» кучера, и дверца рядом с Муром распахнулась. Мур заморгал и выглянул наружу — там было серо, показалась грязная мостовая и ряд очень-очень старых домов, который тянулся в обе стороны насколько хватало глаз. «Наверное, мы где-то в предместьях Лондона», — подумал Мур. Пока он ломал над этим голову, кучер сказал:

— Два белобрысых парнишки, как вы велели, начальник.

Тот, кто открыл дверь, прислонился к ней, чтобы их разглядеть. Мальчики оказались лицом к лицу с низеньким старикашкой в засаленном черном сюртуке. Круглые пронзительные карие глаза и бурое лицо, все изрезанное морщинами, невероятно напоминало обезьянье, и только по мягкой черной шляпе, какие носят священники, можно было определить, что это все-таки человек, а не обезьяна. Да и то не совсем точно. Мур вдруг понял, что он теперь вообще ни в чем не уверен. Широкий обезьяний рот разъехался в усмешке.

— Да, те самые двое, — произнес старикашка. — Как велено. — У него был сухой резкий голос, и он прохрипел сухо и резко: — А ну вылезайте. Живо.

Пока Мур и Тонино послушно выбирались наружу, оказавшись на длинной улице, застроенной древними полуразрушенными домишками, — все почти одинаковые, как обычно бывает, когда строят сразу много, чтобы расширить город, — человек в черном вручил кучеру золотую монету.

— Просто чудо, что вы здесь, — прошамкал он. Было непонятно, к кому он обращается — к кучеру или просто говорит с самим собой, — но кучер все равно с превеликим уважением притронулся к шляпе, щелкнул кнутом и поехал прочь, скрипя и скрежеща. Казалось, что кеб уезжает по полуразрушенной улице рывками и с каждым рывком его видно все хуже и хуже. Еще не доехав до конца улицы, он сделал последний рывок и совсем пропал из виду.

Мальчики глядели ему вслед.

— Это почему? — спросил Тонино.

— Он ведь из будущего, — прохрипел человек-обезьяна. И опять было похоже, будто он говорит с самим собой. Но тут он, кажется, заметил мальчиков. — Пошли. И никаких глупых вопросов. Не каждый день я нанимаю двух подмастерьев из работного дома и хочу, чтобы свои харчи вы отработали. Пошли.

Он резко развернулся и зашагал к ближайшему домишке. Мальчики последовали за ним, решительно ничего не понимая, и вошли в темную прихожую за некрашеной дверью, которая с громким стуком захлопнулась. За прихожей оказалась большая комната, где было куда светлее, потому что вдоль стены тянулись грязные окна, выходившие на какие-то кусты. Обезьяноподобный втолкнул их в комнату, и Мур понял, что это мастерская волшебника. Она была вся пропитана запахом магии и драконьей крови, а пол покрывали нарисованные мелом символы. У Мура появилось мучительное чувство, что вообще-то значение этих символов ему полагается понимать и что они стоят совсем не в том порядке, к которому он привык, но стоило ему об этом задуматься, как символы утратили для него всякий смысл.

В глаза ему бросился ряд пентаграмм, вытянувшийся вдоль стены. Их было восемь, каждая последующая новее предыдущей, начиная с самой старой, облезлой, слева и до самой правой, новенькой, белой, перед которой был промежуток — там пентаграмму, видимо, стерли.

— Пришлось отступиться. Слишком оберегают, — заметил человек-обезьяна, когда Мур посмотрел на промежуток. И снова было похоже, будто он говорит сам с собой, потому что он тут же крутанулся на каблуках и распахнул дверь в торце комнаты. — Пошли-пошли, — поторопил он мальчиков и засеменил по уходившим вбок каменным ступеням в холодный каменный подвал.

Мур поспешил за ним, успев лишь подумать, что последняя пентаграмма, после стертой, была ему почему-то знакома, и тут обезьяноподобный развернулся на нижней ступеньке и уставился на них.

— Ну, — спросил он, — и как же вас звать?

Конечно, это был самый что ни на есть резонный вопрос, но мальчики переглянулись и так и застыли, дрожа, на холодных плитах. Оба понятия не имели, как их зовут.

Старикашка нетерпеливо фыркнул, рассердившись на их глупость.

— Как-то вы уж слишком забывчивы, — пробурчал он — так, что казалось, будто он говорит с самим собой. И ткнул пальцем в Мура. — Ну? — спросил он Тонино. — Это кто?

— М-м-м... — протянул Тонино. — Оно что-то значит... Латынь какая-то вроде... Феликс или что-то вроде этого. Да, Феликс.

— А он кто? — Старикашка рывком повернулся к Муру.

— Тони, — сказал Мур. Это было совсем не то имя, ничем не лучше Феликса, но ничего более правдоподобного придумать не удалось. — Его зовут Тони.

— А не Эрик? — допытывался старикашка. — Который тут Эрик?

Оба мальчика замотали головами, хотя у Мура промелькнула мысль, что это имя означает какой-то редкий сорт вереска. Мысль была такая дурацкая, что Мур поскорее отогнал ее.