Викинг

– Нарочно привел тебя сюда. Ты должен усвоить одно: когда тебе плохо, когда на душе камень – приходи на эту поляну, наберись здесь светлых мыслей, и тебе будет легче. Запомни. Это мой добрый совет.

– Запомню, – сказал Кари.

– А дорогу найдешь легко. Иди от переправы прямо на север. И ты не минуешь родник. Когда полюбишь – а ты, наверное, полюбишь, – приведи свою избранницу сюда, и оба поклянитесь в любви друг другу возле этого небесного ока.

– А я уже люблю, – признался Кари.

Тейт промолчал. Что он хотел этим сказать?

XV

Отец Фроди, узнав о происшедшем на Форелевом ручье, сказал:

– Сыновья Лютинга теперь поймут, на кого посмели поднять руку.

Жена его, неистовая Торхалла, поклонившись идолу, молвила:

– Я клянусь перед его ликом: мои мужчины сробеют – я отомщу!

XVI

Смерть Ана потрясла семью Лютинга. Глава ее сказал:

– Мне не нужен тинг. Тинг только для слабых. Мы сами разделаемся со всеми мужчинами из этого подлого рода.

И он склонил голову перед идолом, которому поклонялся всю жизнь.

XVII

Кари казалось, – он в этом почти был уверен, – что за этот день повзрослел на несколько зим. Во всяком случае в нем что-то сильно изменилось. Это происшествие на переправе через Форелевый ручей перевернуло в нем всю душу. Он, разумеется, слышал о схватках берсерков, но видеть собственными глазами обильную кровь и слышать собственными ушами лязг мечей ему еще не доводилось. Больше всего волновал его один вопрос: ради чего все это? Ради чего проливалась нынче кровь и ради чего бились на переправе эти ошалевшие люди?

Объяснение скальда не давало четкого ответа на его вопрос. Говорить, что все это жизнь, можно. Но это требует еще и дополнения. Отчего же она такая, эта жизнь? Должно быть, Тейт знал это, но многое, несомненно, держал при себе. Может быть, до поры до времени?..

– О чем задумался? – спросила мать во время ужина.

– Сам не знаю, – ответил сын.

– Мясо стынет…

– Успею…

Отец поглядел на него искоса. А потом проговорил словно бы между прочим:

– Весною в голову лезут всякие мысли. Особенно молодым.

Мать сказала на это:

– Зима слишком сковывает чувства. Они прячутся в глубине сердца, как в норе. С солнцем они выходят наружу, бередят душу…

– Это так, – подтвердил отец.

Потом все продолжали трапезу и, казалось, вовсе позабыли о задумчивом Кари. И вот тогда-то Кари сказал:

– Ульв и Фроди поссорились… Они дрались…

– Ты видел сам? – Отец перестал жевать.

– Да, сам.

– Что же ты видел?

– Как они дрались.

– Эти двое?

– Нет, еще и братья их.

– А ты?

– Я стоял за деревом. Вместе со скальдом Тейтом.

– Они тебя приметили?

– Нет. Тейт не разрешил мне вмешаться.

– Значит, никто не знает, где ты был и что ты видел?

Отец бросил кость в огонь.

– Когда слишком много знаешь, – сказал он, – то придется держать ответ. Рано или поздно. Каждый должен твердо знать: что ему следует ведать, а чего – нет. Такова жизнь. Без этого не проживешь и дня.

«Опять эта жизнь!» – подумал Кари.

– Говори дальше, – приказал отец.

Кари рассказал все, что запомнил из виденного на Форелевом ручье. И о скальде сказал, который цепко держал Кари возле дерева на потаенном месте.

– Скальд умен, – сказал отец. – Все, что слышали, должно умереть возле этого очага. Все поняли?

И, не дожидаясь ответа, встал и ушел в темный угол. И бросил уже оттуда, из угла:

– Забыть о слышанном, забыть о виденном… И не болтать. Не болтать, а заниматься делом. Завтра уходим за рыбой. В море.

XVIII

Было поздно. Кари сидел на дубовом обрубке и смотрел на луну. Она была бледная, как песок на берегу фиорда. Такая бесцветная, бескровная, хилая.

Было ему тяжко. Наверное, очень он глуп – поэтому так тяжко. Наверное, просто цыпленок он – такой несмышленыш, который не может понять, где живет и почему живет. Ведь этак и щенок существует…

К нему подошел отец его – Гуннар, сын Торкеля. Уже немного грузный, морщинистый, пропахший морской сыростью, изъеденный солью… Он уселся рядом с сыном. Долго сопел, а потом сказал так:

– Нас теперь никто не слышит. В доме все улеглись. Наверное, человеку бывает кое-что непонятно…

Сын молчал.

– Да, да. Он живет, он дышит, он любит, он размножается. Часто подобно зверю. Да, да! Может быть, скальд Тейт тебе говорил что-либо иное?

– Нет, не говорил.

– И не может сказать! Ты у меня из сыновей остался один. Ты должен жить, но при этом непременно думать. Все время думать, думать, думать… А почему?

Кари промычал:

– Не знаю.

– Да, бывает и так, что человек не знает. Но случается, что кое-что и узнает. Кое-что вгрызается ему в голову и остается там надолго. На всю жизнь. Если, разумеется, мозги у него на месте.

Кари слушал. Ждал. Что-то еще скажет отец…

– Послушай, Кари, надеюсь, ты не чурбан, подобный тем, на которых мы сидим. Неужели ты полагаешь, что Ульв, Фроди и все прочие головорезы дерутся из-за форели? Нет! Они рассуждают так: отдай сегодня несколько форелей, завтра отнимут у тебя всю твою землю, оберут до ниточки. Тебе известно, что звери оберегают свою берлогу и прилегающий участок?

Кари кивнул.