— Женщине трудно будет показаться мне некрасивой, — сказал Токе, — если только у меня будет возможность поговорить хоть с одной из них, потому что вот уже три года мы живем у этих иноземцев и все это время у нас не было ни одной женщины.
— Если нас освободят, — сказал Огмунд, — мы сможем быть удачливыми с женщинами в этой стране, поскольку их мужчины имеют худшую внешность, по сравнению с нами.
— Каждому мужчине в этой стране разрешается иметь четырех жен, — сказал Орм, — если он принял Пророка и его учение. Но сделав это, он уже никогда не может пить вина.
— Трудный выбор, — сказал Токе, — поскольку их пиво на мой вкус слишком слабое. Но может быть, нам еще не приходилось пробовать их лучших сортов. А четыре женщины — это именно столько, сколько мне сейчас надо.
Они подошли к большому дому, где было много солдат, и там провели ночь. На следующее утро появился незнакомый им человек и повел их к другому дому, расположенному не слишком далеко, где их помыли и побрили, и где им предложили прохладительные напитки в красивых маленьких чашках. После этого им выдали более мягкие одежды, которые причиняли им меньше неудобства, так как их одежда была слишком грубой для их кожи вследствие того, что они так долго были голыми. Они смотрели друг на Друга, смеясь над переменой, произошедшей в их наружности, затем, сильно удивляясь всему этому, они прошли в обеденный зал, где к ним вышел человек с приветствиями и поклонами. Они сразу же признали в нем Соломона, хотя сейчас у него была совсем другая внешность, нежели та, которая у него была в последний раз, когда они его видели, ведь сейчас он выглядел как богатый и властный князь.
Он гостеприимно приветствовал их, приглашая поесть и попить и быть как дома. Но он забыл почти все из того, что он раньше знал из норманнского языка, так что только Орм мог разговаривать с ним. Соломон сказал, что он сделал для них все, что мог, как только узнал об их бедственном положении, потому что когда-то они сослужили ему очень большую службу, за которую он рад их отблагодарить. Орм поблагодарил его настолько красноречиво, насколько мог. Но, сказал он Соломону, они сейчас больше всего хотели бы знать, являются ли они свободными людьми или они все еще рабы.
Соломон ответил, что они — все еще рабы халифа и должны оставаться ими. В этом он им не может помочь, но сейчас они будут служить личными телохранителями халифа, которые набираются из самых лучших узников, захваченных халифом в бою, и самых лучших рабов, закупленных за границей. Кордовские халифы, продолжал он, всегда имели такую личную охрану, считая ее надежнее, чем быть окруженными вооруженными подданными, поскольку последних легче подкупить родственникам или друзьям, чтобы убить халифа, когда страну охватывает недовольство. Но перед тем, как они станут телохранителями, сказал Соломон, они еще некоторое время проживут в качестве его гостей, для того, чтобы в какой-то степени оправиться после своих тяжких трудов. Так они прожили в его доме пять дней, и отношение к ним было подобно отношению к героям за столом Одина. Они испробовали множество изысканных яств, а напитки им приносились по первому зову. Для них играли музыканты, и они напивались вином каждый вечер. Никакой Пророк не запрещал Соломону пробовать это вино. Орм с товарищами, однако, внимательно наблюдали за Токе, чтобы он не выпил лишнего и не стал опасным. Их хозяин предложил каждому из них по молодой рабыне, чтобы та составила им компанию в постели, и это обрадовало их больше всего. Они единогласно согласились с тем, что этот еврей — хороший человек и вождь, не хуже любого норманна, а Токе сказал, что он никогда еще не имел такого счастливого улова, чем тот, когда он выловил этого благородного семита из моря. По утрам они спали допоздна в мягких постелях, более мягких, чем что-либо известное им ранее. А за столом они весело спорили о том, чья девушка-рабыня самая красивая, и никто не хотел согласиться, что не его.
На третий день их пребывания у Соломона, он попросил Орма и Токе сопроводить его в город, сказав, что есть еще кое-кто, кого они должны поблагодарить за свое освобождение, и кто, может быть, сделал для них больше, чем он сам. Они шли за ним вдоль многочисленных улиц, и Орм спросил, не Халид ли, великий малагский поэт, приехал в Кордову, и не его ли они идут навестить. Но Соломон ответил, что они идут к человеку более знатному, чем Халид.
— И только чужеземец, — добавил он с жаром, — может считать Халида великим поэтом, хотя он и кричит повсюду, что является таковым. Однажды я попытался сосчитать, сколько по-настоящему великих поэтов проживает в настоящее время во владениях халифа, и я не думаю, что таких из нас наберется более пяти человек, а уж Халид точно не входит в это число, хотя и обладает определенными способностями в игре с рифмами. Тем не менее, ты прав, Орм, что считаешь его своим другом, потому что без его помощи я никогда бы не смог узнать, что с вами стало, поэтому, если вы с ним встретитесь, и он скажет, что он — поэт, не надо его разубеждать.