Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя

Фуке, раздавленный горем, старался сохранить спокойствие.

В комнату вошел Даникан.

– Докладывайте, – обратился к нему Гурвиль.

– Сударь, – начал гонец, – нам было дано приказание похитить осужденных и кричать при этом: «Да здравствует Кольбер!»

– Похитить, чтобы сжечь их живьем, не так ли, аббат? – прервал Гурвиль.

– Да, таков был приказ, данный Менвилю, который понимал, что он означает. Но Менвиль убит.

Это известие скорее успокоило, чем опечалило Гурвиля.

– Чтобы сжечь их живьем? – повторил гонец, как будто сомневаясь в возможности подобного приказания, хотя сам участвовал в его исполнении.

– Ну, конечно, чтобы сжечь живьем! – грубо оборвал его аббат.

– Так, так, сударь, – сказал тот, стараясь по выражению лиц своих собеседников разгадать, в каком духе вести рассказ.

– Ну, рассказывайте же, – повторил Гурвиль.

– Осужденных, – продолжал Даникан, – привели на Гревскую площадь; тут народ как с цепи сорвался и стал кричать, чтобы их сожгли живьем, а не повесили.

– Народ имел на то свои основания, – заметил аббат. – Продолжайте.

– Стрелков было оттеснили; в доме, который должен был служить костром для осужденных, вспыхнул пожар, но тут, откуда ни возьмись, тот сумасшедший, тот дьявол, тот гигант, о котором я говорил, – он оказался хозяином этого самого дома, – с помощью еще какого-то молодого человека выбросил из окна поджигателей, кликнул из толпы мушкетеров, выпрыгнул сам из окна на площадь и принялся так работать шпагой, что стрелки взяли верх, Менвиль пал на месте, осужденных отбили и в три минуты казнили.

Несмотря на свое самообладание, Фуке не мог сдержать глухого стона.

– А как зовут хозяина этого дома? – спросил аббат.

– Не знаю, я его не видал; я все время оставался на страже в саду и знаю обо всем с чужих слов. Мне было приказано, как только все будет кончено, скакать к вам, чтобы рассказать, как было дело. И вот я здесь.

– Хорошо, больше нам ничего не нужно от вас, – сказал аббат, все более и более падавший духом при мысли, что он сейчас останется с глазу на глаз с братом.

– Вот вам двадцать пистолей, – сказал Гурвиль. – Ступайте и старайтесь впредь так же, как в этот раз, защищать подлинные интересы короля…

– Слушаю, сударь, – сказал гонец, кланяясь и пряча деньги в карманы.

Не успел он выйти из комнаты, как Фуке очутился между аббатом и Гурвилем.

Оба одновременно раскрыли рот, чтобы заговорить.

– Нет, не оправдывайтесь, – вскричал Фуке, – и не сваливайте вину на других! Если бы я был истинным другом д'Эмери и Лиодо, я никому не доверил бы заботы об их спасении. Виноват я один, и лишь я должен сносить все упреки и угрызения совести. Оставьте меня, аббат.

– Но, надеюсь, вы не помешаете мне разыскать негодяя, который, в угоду Кольберу, расстроил весь наш превосходно задуманный план? Благое дело – любить своих друзей, но не дурно, мне кажется, и преследовать врагов.

– Довольно, аббат, уйдите, прошу вас, и не являйтесь до новых приказаний. Я считаю, что мы должны вести себя крайне осторожно. У вас перед глазами ужасный пример. Господа, я запрещаю вам обоим всякие насилия.

– Никакие запрещения, – проворчал аббат, – не могут помешать мне отомстить врагу за оскорбление нашей фамильной чести.

– А я, – произнес Фуке тоном, не терпящим возражений, – при малейшем нарушении моей воли немедленно брошу вас в Бастилию. Примите это к сведению, аббат.

Аббат поклонился, покраснев.

Фуке сделал знак Гурвилю следовать за ним и направился к своему кабинету. Но в эту минуту, лакей громко доложил:

– Господин д'Артаньян.

– Это кто такой? – небрежно спросил министр у Гурвиля.

– Отставной лейтенант мушкетеров его величества, – тем же тоном ответил Гурвиль.

Не придав значения словам Гурвиля, Фуке двинулся дальше.

– Виноват, монсеньер, – сказал Гурвиль. – Я полагаю, что этот мушкетер, оставивший королевскую службу, пришел за получением пенсии.

– Черт с ним! – возразил министр. – Он явился совсем не вовремя.

– Позвольте, монсеньер, передать ему ваш отказ: я с ним знаком. Это такой человек, в лице которого нам при нынешних обстоятельствах лучше иметь не врага, а друга.

– Передавайте что хотите, – сказал Фуке.

– Передайте ему, – произнес аббат со злобой, присущей служителям церкви, – что денег нет, особенно для мушкетеров.

Но не успел он вымолвить эти слова, как полуоткрытая дверь распахнулась, и в комнату вошел д'Артаньян.

– О господин Фуке, я наперед знал, что для мушкетеров у вас нет денег. Я шел сюда с тем, чтобы получить не деньги, а отказ. Считаю, что уже получил его, благодарю и желаю вам всего доброго. Пойду теперь за деньгами к господину Кольберу.

И, довольно небрежно поклонившись, он вышел.

– Гурвиль, верните этого человека, – приказал Фуке.

Гурвиль догнал д'Артаньяна на лестнице. Услыхав за спиною шаги, д'Артаньян обернулся и узнал Гурвиля.

– Хороши порядки, сударь, у ваших господ финансистов, – сказал мушкетер. – Я прихожу к господину Фуке получить сумму, назначенную мне его величеством, а он встречает меня так, словно я нищий, явившийся просить милостыню, или жулик, готовый стянуть что-нибудь из серебра.