Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

Принц был в отличном настроении, вызванном созерцанием собственной красоты. Он мог сравнить в воде белизну своего тела с цветом кожи придворных, и благодаря заботам его высочества о своей наружности никто не мог соперничать с ним, даже шевалье де Лоррен. Кроме того, принц довольно успешно плавал, и его нервы после пребывания в холодной воде поддерживали его тело и дух в состоянии счастливого равновесия. Вот почему, завидя де Гиша, галопом ехавшего навстречу на великолепной белой лошади, принц не мог удержаться от радостного восклицания.

– Мне кажется, дело идет хорошо, – заметил Маникан, прочитав благосклонность на лице его высочества.

– А, здравствуй, Гиш! Здравствуй, бедняга Гиш! – воскликнул принц.

– Приветствую вас, монсеньер! – отвечал де Гиш, ободренный тоном Филиппа. – Желаю здоровья, радости, счастья и благоденствия вашему высочеству!

– Добро пожаловать, Гиш! Поезжай справа. Но придержи своего коня, потому что я хочу ехать шагом под этим зеленым сводом.

– Слушаю, монсеньер.

И, последовав приглашению, де Гиш поехал справа от принца.

– Ну, дорогой де Гиш, – сказал принц, – расскажи, что новенького ты знаешь о том ловеласе, которого я когда-то знал и который приударял за моей женой?

Де Гиш покраснел как кумач, а принц покатился со смеху, точно слова его были верхом остроумия. Окружающая принца свита сочла нужным последовать его примеру, хотя не расслышала шутки; все разразились громким смехом, который полетел до самых последних рядов кортежа.

Де Гиш хотя и покраснел, но не растерялся: Маникан смотрел на него.

– Ах, монсеньер, – отвечал де Гиш, – будьте милосердны к несчастному, не отдавайте меня на растерзание шевалье де Лоррену!

– Как так?

– Если он услышит, что вы смеетесь надо мной, он тоже без всякой жалости станет надо мной насмехаться.

– Над твоей любовью к принцессе?

– Пощадите, монсеньер!

– А все же, Гиш, сознайся, ты строил глазки принцессе?

– Никогда в жизни, монсеньер.

– Ну, признавайся, из уважения ко мне! Признавайся, я освобождаю тебя от требований этикета, де Гиш. Будь откровенен, как если бы речь шла о мадемуазель де Шале или мадемуазель де Лавальер.

Тут принц снова залился смехом.

«Да что же это я играю шпагой, отточенной с обеих сторон? Я раню сразу и тебя, и моего брата: Шале и Лавальер – одна твоя невеста, а другая его будущая любовница.

– Право, монсеньер, – сказал граф, – вы сегодня в отличном настроении.

– Да, я сегодня чувствую себя хорошо. Мне приятно видеть тебя.

– Благодарю, ваше высочество.

– Ты, значит, сердился на меня?

– Я, монсеньер?

– Да.

– За что же, боже мой!

– За то, что я помешал твоим сарабандам и испанским романсам.

– О, ваше высочество!

– Не отнекивайся. Ты вышел тогда от принцессы с бешеным взглядом; это принесло тебе несчастье, дорогой мой, ты танцевал в балете прескверно.

Не хмурься, де Гиш; это тебе не идет, ты выглядишь медведем. Если принцесса смотрела на тебя вчера, то я вполне уверен в том, что…

– В чем, монсеньер? Ваше высочество пугаете меня.

– Она совсем забраковала тебя.

И принц снова захохотал.

«Положительно, – подумал Маникан, – высокий сан не имеет никакого значения, все они одинаковы».

Принц продолжал:

– Но ты наконец вернулся; есть надежда, что шевалье снова станет любезен.

– Почему, монсеньер? Каким чудом я могу иметь влияние на господина де Лоррена?

– Очень просто, он ревнует к тебе.

– Да неужели?

– Я говорю тебе правду.

– Он мне делает много чести.

– Понимаешь, когда ты возле меня, он меня ласкает? когда ты уехал, он меня тиранил. И потом, ты знаешь, какая мысль пришла мне в голову?

– Нет, монсеньер.

– Когда ты был в изгнании, потому что ведь тебя изгнали, мой бедный Гиш…

– Кто же был виновником этого, ваше высочество? спросил де Гиш, напуская на себя недовольный вид.

– О, конечно, не я, дорогой граф! – отвечал его высочество. – Я не просил короля удалять тебя, честное слово!

– Я знаю, что не вы, ваше высочество, но…

– Но принцесса! Я этого не буду отрицать. Чем, однако, ты провинился перед ней?

– Право, ваше высочество…

– У женщин бывают причуды, я это знаю. Моя жена не составляет исключения. Но если тебя прогнали по ее желанию, то я не сержусь на тебя.

– В таком случае, монсеньер, – сказал де Гиш, – я несчастлив только наполовину.

Маникан, который ехал позади де Гиша, не упуская ни одного слова принца, наклонился к самой шее лошади, чтобы скрыть смех.

– Ты знаешь, твое изгнание внушило мне один план.

– Да?

– Когда шевалье де Лоррен, не видя тебя, преисполнился уверенности, что он царит один, и стал дурно обращаться со мной, то я заметил, что моя жена, в противоположность этому злому мальчишке, очень любезна я добра ко мне, несмотря на то что я ею пренебрегаю; и вот я возымел мысль сделаться образцовым мужем, такой редкостью, таким курьезом при дворе: я вздумал полюбить свою жену.

Де Гиш посмотрел на принца с непритворным удивлением.

– Ах, ваше высочество, вы, должно быть, шутите? – пробормотал де Гиш дрожащим голосом.