Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

— Эдуард Львович! — заорал Ниточкин.

Старший помощник неторопливо опустил бочонок, закрепил его в стеллаже и, не глядя на Ниточкина, прошел из холодильника к трапу. Он поднялся в тропическую жару на палубу и зажмурился от солнечного света.

— Эдуард Львович, как же все это?.. — с облегчением и радостью спросил Ниточкин, отряхивая со старшего помощника иней. — Это я, значит, вас закрыл в холодильнике?.. А мы думали… Черт! — В этот момент в руках Пети с громким треском разломился заледеневший галстук Саг-Сагайло.

— Петр Иванович, вы читали Шиллера? — наконец разжал губы Саг-Сагайло. Его голос звучал хрипло, морозно, по-новогоднему.

— Я думал, вы мне мясным топором башку отхватите, а вы такой странный вопрос…

— Ниточкин, вы читали Шиллера? — невозмутимо повторил Саг-Сагайло.

— Нет, — сказал Ниточкин. — Трудное военное детство… не успел…

— У него есть неплохая мысль, — прохрипел старпом, растирая себе побелевшие уши. — Шиллер считал, что против человеческой глупости бессильны даже боги. Это из «Валленштейна». Но касается только меня, товарищ Ниточкин.

— А кричать вы пробовали? — спросил Ниточкин.

— Мы не в лесу, — прохрипел Саг-Сагайло и зашагал к капитану.

Нельзя сказать, что Кукуй встретил его радостно.

— Ты откуда, литовский князь? — спросил Фаддей Фаддеич и пошевелил скулами.

Саг-Сагайло высморкался и серийно расчихался, затем скупо доложил:

— Из холодильника.

— Почему сигнализация не работает? Должна быть в рефрижераторной камере сигнализация?

— Должна.

— Строгий выговор!

— Есть.

Капитан вытащил из бара бутылку виски, налил стакан:

— Согревайтесь.

— Благодарю вас, я не пью.

— Пьешь, старый дурак! — заорал попугай.

Капитан накинул на птицу одеяло, попугай умолк.

Капитан глотнул из стакана, сказал задумчиво:

— Этот Ниточкин!.. — снял телефонную трубку, — Ниточкина ко мне!.. Садись, Эдуард Львович.

— Куда мы плывем? — прохрипел Саг-Сагайло, глядя на репитор компаса над капитанским столом.

— Куда? Тебя ищем! Назад плывем, по своему следу, как зайцы…

Вошел Ниточкин.

— В тюрьму сесть хочешь? — спросил капитан. — А если бы чиф там концы отдал? Если бы мы замороженного старпома на родину привезли, а? Умысел я здесь вижу, Ниточкин! Злостный умысел!

— Никогда в жизни я не сажал людей в холодильник специально, — мрачно сказал Ниточкин. — Грешно сажать мужчину в холодильник, даже если он тебе друг-приятель. А если он еще твой начальник, то запирать человека в холодильнике просто глупо, товарищ капитан.

— Ниточкин, я тебя во Владивостоке с волчьим билетом спишу! — Капитан взял трубку и приказал на мостик: «На прежний курс! Нашелся чиф!»

— Артельный не виноват, — прохрипел Саг-Сагайло. — Виноват я, так как на тридцать минут задержался с обследованием мяса.

— Почему задержались?

— Сам проходил обследование на помехоустойчивость. А затем, когда артельный начал обход без меня, вероятно, мы шли вокруг стеллажей один за другим. Он — за угол, я за угол. И он меня не видел. И получилось, как в цирке у клоунов…

— А кто из вас Олег Попов? — спросил Фаддей Фаддеич. — Исчезни! — приказал он Ниточкину.

Ниточкин исчез. Урчал репитор компаса — судно ложилось на обратный курс.

— Разрешите и мне идти, Фаддей Фаддеич? — спросил Саг-Сагайло, его синие губы мелко дрожали.

— Иди, голубчик, — сказал капитан примирительно. — Хорошо то, что хорошо кончается. На солнышке прогрейся или в бассейне посиди — там вода как кипяток. И не расстраивайся — на море все бывает… Что я сказал?..

— Чтобы я согрелся, Фаддей Фаддеич.

Возле бассейна Саг-Сагайло скинул роскошный халат с драконами и остался в плавках.

Вода в бассейне была безмятежно спокойна. Только слабая рябь от вибрации машин пробегала по ее поверхности.

Из трансляции раздалось: «Внимание всего экипажа! Старший помощник капитана товарищ Саг-Сагайло нашелся! Он был в холодильнике! Благодарим за внимание!»

— Мерзавцы! — пробормотал Саг-Сагайло, и мы впервые увидели, как он улыбнулся. Потом он нырнул.

— Акула!!! — заорал боцман и бросился к бассейну.

И все работавшие на палубе матросы с воплями бросились к бассейну и замерли у его краев, не зная, что теперь делать.

Секунда шла за секундой, вода в бассейне начала закипать. И тогда Ниточкин шумно плюхнулся туда с пожарным топором в руках.

Радужные вилохвостые рыбы тревожно метались среди водорослей. Вода в аквариуме сильно плескалась. Судно качало.

Рядом с аквариумом на диване в своей каюте лежал Эдуард Львович. Его голова и рука были забинтованы. Время от времени старпом вздрагивал, потому что Татьяна Васильевна смазывала йодом мелкие царапины на его загорелом торсе, но делала она это с такой нежностью, какой редко дождешься от судового врача.

— Милый мой, все это ерунда, все это царапины, все это до свадьбы заживет сто раз, главное — вы живы! Боже, как я измучилась, как изревелась, когда вы исчезли!..

— Благодарю вас, — слабым, но, как обычно, бесстрастным голосом сказал старпом. — Пожалуйста, откачайте из аквариума литра два воды. Кнопка от насосика слева от позвонка кита…

— У вас целый океанографический музей, — сказала Татьяна Васильевна, выполняя просьбу Эдуарда Львовича.